Любовь к Русалке ( сказка)

[Нарьяна]

Частенько родители детей своих ругали, а то и пру­тиком гоняли, когда докучала ребятня своими дразнилками Федюнюшке. Был Федюнюшка деревенским дурачком: всегда улыбался, никогда не обижал­ся, ни с кем не ссорился. Одет он и зимой и летом был всегда одинаково — на плечах лохмотья, а на голове старый колпак.
Иные сердобольные бабы ему старую свою каца­вейку или рубаху мужнину дадут, на лохмотья-то его глядючи. Только он эту одежу возьмет, улыбнется, низко поклонится, а надевать не надевает. А ребятня его часто донимала. Он, бывало, по дерев­не идет со своей старой котомочкой за плечами, а мальчишки его окружат, на одной ножке скачут да дразнят:
Федюнюшка-дурачок,
Надень новый колпачок,
Трижды свистом посвисти
И русалку навести.
А Федюнюшка только смотрит на них да улыба­ется. Бывало, и совсем его доймут. Начнут за лохмотья дергать, а то и котомочку из рук вырвут да закинут куда. Остановится тогда Федюнюшка, лицо спокойное, а одну-то руку вверх и поднимет, указательным пальцем на небо показывая. И так вся ребятня этого указующего перста боялась, что с виз­гом разбегалась от Федюнюшки по избам. А там — затрещина от мамки: не донимай убогого!
Федюнюшкину-то историю в деревне каждый знал. Непростая она, эта история. Он ведь не всегда дурачком-то был. Жил Федюнюшка со старухой-матерью небогато. Работал, как умел и жил тихо и скромно. Да и сам он был какой-то тихий: ни на вечерках не плясал, ни с друзьями не играл. Бывало, сядет вечером возле дома на бревна рядом с бабушками и сказки слушает. Или начнет досочки тесать. Кто-нибудь у него и спроси: на что мастеришь? Так он: хочу в лесу муравейничек огородить, мурашкам там спокойнее будет. Ну, право слово, чудной.
И случись такое, что полюбила его одна девка де­ревенская, смелая да отчаянная. Да и как не полю­бить: ростом высок, волосом рус, глаза — ровно небушко, да тихий-спокойный. Жену-то, небось, оби­жать не станет. И стала эта Аринка везде его встречать. Он в поле-она там, он в лес- она по тропинке следом, он за околицу — она навстречу. Только примечали люди: не люба она ему, тяготит­ся он ее-то вниманием.
А тут это все и случись! Время, слышь, было лет­нее, июнь да июль месяцы. Их еще по-старому изок да червень называли. Теплынь. И стали люди при­мечать: каждый вечер, как стемнеет, ходит Федюнюшка на дальнее озеро за деревню. Уж месяц, как на работу ходит.
Как-то парень один деревенский мимо того озера с рыбалки возвращался. Рыба-то, удивительное дело, в одном только дальнем озере испокон и не водилась. Все его стороной и обходили: рыбы в нем нет, а купаться далековато, и ближе и лучше места есть.
Так вот, шел этот парень мимо озера и клянется — видел, как Федюнюшка, на камне у воды сидючи, с русалкою беседовал. Русалка, слышь, в воде плава­ет, лениво так хвостом колышет, а сама с Федюнюшкой разговоры говорит. Об чем уж они, эти разговоры, парень не слыхал, а видеть — видал.
А в ту пору Аринка, девка та бойкая, совсем его, видать, доняла. Не сдержался он однажды да и ска­зал, что не люба она ему. Услыхала это девка да вго­рячах и скажи:
— Что, русалка, небось, в невесты метит?!
Побледнел Федюнюшка, зашатался даже. Видать, не ожидал он, что секрет его раскроют. Но ничего Аринке не сказал, ее стороной обошел- и своей дорогой. А Аринка — девка настырная, нежелательно ей от такого парня отказываться. Вот и решила она за ним последить да все сама разузнать.
Дождалась она вечера да и пошла следом за Федюнюшкой. А тот к озеру подошел, на воду посмот­рел да трижды и свистнул, а потом еще и камушек в воду кинул. Видит девка, появилась из озера ру­салка. Красивая, чешуйчатая, с длинными льняны­ми волосами, да золотым хвостом, раздвоенным. Ежели бы хвоста не разглядела, могла бы Аринка ее за девчонку принять.
Сел Федюнюшка на камушек и разговаривать с той русалкою начал. А Аринка все слушает да запо­минает. Федюнюшка меж тем говорит, а голос неж­ный, ласковый:
— Скоро ль вместе-то будем, голубушка моя? Ис­тосковался я без тебя.
А та ему из воды:
— Федюнюшка, я уж тебе сказывала: три денька осталось. Ежели бы ты ко мне в озеро жить пошел, все проще бы было. А чтобы мне земною стать, надо дня заветного дождаться. Русалии-то Купала нам помочь могут. Как сбросим мы в ту ночь хвосты свои — девками станем. Всю ночь петь да хороводы водить будем. Ты в первые-то две ночи не показы­вайся: заметят тебя русалки — к себе в озеро утащат. А вот на третью ночь, как затанцуются они, ты хвост-то мой хватай да беги домой. Подруги меня за то­бою вдогонку пошлют: без хвоста домой вернуться нельзя. А я следом за тобой побегу да к ним и не вернусь боле. Только ты хвост-то мой перед самым рассветом бери, чтобы не успели русалки нас догнать. А с рассветом опять подруги русалками станут, до­мой вернутся. Вот мы с тобой на земле и останемся.
— Да зачем мне хвост-то твой? Давай и без хвос­та убежим!
— Нельзя, Федюнюшка! Ежели хвост не со мной будет, умру я: солнышко меня, ровно пену, высушит, растаю я...

русалка.gif

Аринка это слушает да запоминает. А на другой-то вечер опять за Федюнюшкой на озеро пошла, а уж там русалии хороводы да песни. Это Русалии Купала! Сбросили русалки хвосты свои и давай при лунном свете потешаться: хороводы водить, песни петь, на дудочках да на сопелках играть. Аринка-то ночью на русалок любовалась, а днем чем занималась? Никто не видал.
И на другую ночь девка опять в кустах сидела, иг­рища русалочьи глядела. А днем что-то опять в са­рае мастерила. На третью ночь, когда русалочка бе­жать-то надумала, все как в первые две ночи было. Опять песни, хороводы, русалии купала. Видит Аринка, подкрался Федюнюшка к русалочьим хвостам, схватил один, приметный, да наутек.
А Аринка дождалась, пока русалки свою подруж­ку пошлют хвост выручать, да и дернула за веревоч­ку. У нее в кустах уж все припасено было: не зря три-то дня сеть плела да на кустах укрепляла. Попалась в сеть та русалочка, забилась. А тут и рассвет уже! Заплакала русалочка да все повторяет:
— Федюнюшка, прости меня, прости, милень­кий!..
А тут и солнышко взошло. Бросило лучи свои на озеро, на деревья, на траву, обожгло русалочку. И растаяла она, словно и не было. Лишь один веночек на берегу рядом с лужицей воды озерной и остался.
А Федюнюшка так и не дождался любимой своей. Аринка-то очень хотела видеть, как парень убивать­ся станет. «А я его и пожалею и приласкаю», — думала. Надеялась все же...
Ан не так вышло. Вернулся Федюнюшка на мес­то то, нашел веночек да лужицу — понял, кто сеть-то натянул. Да как закричит-закричит. И так Аринке жутко стало! Выскочила она из кустов, бежать собралась. И видит: лицо у Федюнюшки стало спокойное, доброе, и улыбается. Вот от этой улыбки Аринке не по себе и стало. Бросилась она в деревню, а всю до­рогу кричала от страха, будто кто за нею гнался.
А Федюнюшка с тех пор дурачком стал. Русалии-то Купала не всякому во благо видеть.
Аринка в соседнюю деревню замуж вышла. Му­жик попался ей под стать: жестокий да бессердечный. Не жила — маялась.
А Федюнюшка, почитай, тоже растаял. Пожар в деревне случился, а в одной-то избе двое малых деток остались. Федюнюшка их-то из огня вынес, а потом, добрая душа, за кошкою вернулся. А тут крыша и рухнула. Но что удивительно, после пожара Федюнюшку так и не нашли. Даже косточек на пожарище не было. Вот все и говорили: как русалочка его рас­таяла, так и он сам. Любовь, ежели она сильная, расстаться-то и после смерти не дает. На то вот она и любовь!