Регистрация




Что такое эгрегор?
Последнее сообщение МАРИТА
03 сен 2019, 18:02

Эгрегор Амона
Последнее сообщение МАРИТА
03 сен 2019, 17:56

Эгрегоры без мистики
Последнее сообщение МАРИТА
05 апр 2019, 23:24

ХРИСТИАНСКИЙ ЭГРЕГОР
Последнее сообщение МАРИТА
21 янв 2019, 23:38

ЭГРЕГОР ВЛАСТИ
Последнее сообщение МАРИТА
23 июл 2018, 00:20

ЭГРЕГОР СЕКСА
Последнее сообщение МАРИТА
23 июл 2018, 00:13

СЕМЕЙНЫЙ ЭГРЕГОР
Последнее сообщение МАРИТА
23 июл 2018, 00:02

Эгрегоры
Последнее сообщение МАРИТА
22 июл 2018, 23:57

Анатомия сущностей и эгрегоров. Болезни.
Последнее сообщение МАРИТА
22 июл 2018, 21:12

СООТВЕТСТВИЕ АРКАНОВ ЭГРЕГОРАМ И ИМЕНА АНГЕЛ
Последнее сообщение МАРИТА
22 июл 2018, 20:56




гороскоп


Фазы Луны (Москва)




Праздники славян

Языческие праздники

Православные праздники



Важные объявления!

МЫ ТЕПЕРЬ НА
Пожалуйста зарегистрируйтесь чтобы увидеть ссылку

ТРЕБУЮТСЯ МОДЕРАТОРЫ ЗДЕСЬ!

ОБУЧЕНИЕ viewforum.php?f=1447

ГРУППА ТЕЛЕГРАММ
Пожалуйста зарегистрируйтесь чтобы увидеть ссылку
контакт
Пожалуйста зарегистрируйтесь чтобы увидеть ссылку


Эгрегоры без мистики

СОЗДАТЕЛЬ
Аватар пользователя
Сообщений: 11302
Зарегистрирован: 09 фев 2015, 18:20

Эгрегоры без мистики

Сообщение МАРИТА » 05 апр 2019, 23:24

1. Локализация призрака

Эгрегор – это душа вещи. Некоторые народы почти все вещи наделяли душой: душа чайника, например. В этом отметились и римляне, и китайцы. Пока чайник целый, его душа в нем пребывает. Если чайник сломался и не может быть использован, то значит, что душа его покинула. Очень часто перед тем, как положить вещи в захоронение, их ломали, т.е. умертвляли. «Прах к праху».



"Теперь, - говорит Нагасена, - исследуем, что такое колесница. Является ли дышло колесницей?" - "Нет." -"Является ли хомут колесницей?" - "Нет." - "Является ли сиденье, на котором ты восседал, колесницей?" - "Нет." - "Итак, - продолжает Нагасена, - можно перечислить все части колесницы; но все эти части не являются колесницей. Тем не менее все, что мы перечислили, это колесница, только составленная из отдельных частей. Колесница - это только имя того, что составлено из отдельных частей. Помимо этих частей мы, в сущности, не имеем ничего, кроме имени!" (с) По Рудольфу Штайнеру.

Имя несет в себе символ, а символ ассоциируется с душой вещи, в данном случае с колесницей. И все это – имя, символ, эгрегор, душа, целостность – есть отображения одной абстракции, добавленной к собственно вещи для ее понимания.
Сложно представить, что душа чайника может быть кому-то интересна – хотя всегда найдутся любители экзотики. Души мест - городов, народов, стран, цивилизаций - гораздо популярнее.

Бурхан обычно находится на возвышенности или на перекрестке дорог. Он представляет собой высокое старое дерево или огромный валун. Иногда на бурхане есть и дерево, и валун, а кроме них стоят столбы, которые обвязывают цветными лентами. Слово «бурхан» тюркского происхождения, и обозначает «хозяин места». Вполне возможно, что традиционные ворота – тории в японской национальной религии синто тоже восходят к аналогичным святилищам. ... Бурхан метит место, где обитают духи-покровители племени, управляющие стихиями. Им традиционно полагаются подарки. (с) неизвестно.

Если у места есть хозяин, то у хозяина наверняка есть душа. Но собственно хозяин – это посредник; при достаточно тонкой душевной организации воспринимающего душа есть напрямую у места: хозяин равно душа. Но кто на самом деле есть хозяин места? Люди. Без их восприятия «хозяина» никакого хозяина места нет.

Что делает и что может делать душа? Она может стремиться куда-то, иначе говоря, хотеть чего-то, она может отвергать и принимать что-то в разных степенях – от радости до страдания. Больше она ничего не может. Она может только самое абстрактно-базовое, потому что она сама абстрактно-базовое понятие.

В понятие души часто вкладываются базовые биологические понятия. Для понимания души само ее понятие нужно от подобной биологии очистить; стремление к структурированию или деструктурированию обычно понимаются как происходящие из души – так обычно говорится, но на самом деле эти понятия происходят из человеческой биологии и входят в старое, разговорное, расширенное понятие души. Болезнь восприятия структурирования, которую человек может душевно чувствовать как свою или чужую деструкцию, как нарушение целостности его самого, его души, биологически не отличается от болезни руки или ноги, но как боль физическая не есть боль душевная, так и иные биологические проявления в понятие души входить не должны. Иначе это получается не душа, а душа с кусочками мяса, что совсем не верно и совсем не душевно.

Душа человека не может быть объяснена ни инстинктами, ни программами, ни сбоями инстинктов и программ, ни компенсацией, ни рационализацией, ни рациональностью. Хотя многие перечисленные элементы относят к душе, не зная о последних достижениях психологии, которая, как было забыто, есть «душе-логия». Любовь к человеку – это программное, а любовь к партии – это уже душевное. Такого же подхода требуют и эгрегоры: они ведь тоже души.

Душа – это вектор стремления, и душа – это матрица оценки.

Душа требует выражения. В поэзии, в музыке, в архитектуре, во всем, и через душу создается целостность космоса. Музыка Баха звучит в соборах, это естественно, а соборы находятся в соответствующих странах. Потому что и эта музыка, и эти соборы, и страны – отражение выбора одной души, проявления одной культуры.

Душа – казалось бы, чистая беспочвенная абстракция. Но, например, чтобы что-то сделать, человеку нужно подключить свою душу к душе места. Например, в пункте А стихи пишутся, а в пункте Б стихи не пишутся. Нет резонанса... Так что душа обладает в том числе и чисто практическим смыслом.

Эгрегор-душа есть степень абстрагирования; но тот же эгрегор дается в ощущениях, и визуально-архитектурных, и аудио-музыкальных, и в словесных. И если он дается в ощущениях, он есть; то, что он при этом еще и степень абстрагирования, совершенно не мешает быть.

Говоря о душе, естественно, говорится о внешнем проявлении этой души, о ее психологическом и художественном проявлении. Это проявление – всегда действенное, влияющее, значащее; иные непроявленные ее аспекты существуют, но могут быть представлены только спекулятивно и опосредованно, это уже глубокое метафизическое бурение. Остаются стремление и оценка – то, что связано с душой ближе всего.

418px-St_Mary_Redcliffe_(600px)

Существует факт: начиная примерно с 1150 года в Германии и Франции изменился архитектурных стиль. На смену романскому стилю пришла готика. Это значит, что по каким-то причинам старый стиль перестал устраивать людей. Что изменилось? А если искать причины, то не найдется ни одной, кроме метафизической: изменилась душа. Душа народа перестала воспринимать старую архитектуру. И это при том, что народы обычно консервативны, например, византийский стиль на Руси пребывал неизменным и единственным почти 500 лет, да и после его художественные проявления сохранялись 500 лет и до сих пор существуют. А в Германии и Франции душа почему-то захотела чего-то иного. Просто потому, что старое эта душа отвергла. Шпенглер называет это появлением и проявлением души Запада, души западной цивилизации. И все совпадает: душа отвергает и душа принимает. И еще душа стремится – согласно Шпенглеру и архитектуре, она стремится вдаль и ввысь. Душа не изменилась – ее не было до этого, душа именно появилась, и она оказалась другой. А умершая душа вообще не беспокоилась об архитектуре – копировали римский стиль, и ее это не волновало, перестали копировать – она не отреагировала, потому что ее уже не было.

Люди смотрят на собор. Один говорит – это не собор, это сарай. Другой – это не собор, это чайник. Третий говорит – это прекрасно. Люди разные. Вообще критериев три: нравится, не нравится, чужая экзотика. Но если душа цивилизации, в том числе душа Запада существует, то абсолютное большинство должно признать новый собор эстетически верным, душевно соответствующим – потому что только большинство может признать и утвердить новшество цивилизационного культурного масштаба. При этом именно она, душа, есть сила, преодолевающая консерватизм, который, в свою очередь, многие народы не могут преодолеть веками.

tribute_to_caspar_david_friedrich_by_lupographics-d5k3xh1


2. Души мертвые и живые

Где живет душа народа? Националисты 19 века, например Джузеппе Мадзини, думали, что в языке. Когда Италию наконец-то объединили, выяснилось, что общего языка нет, и жители Севера не понимают жителей Юга. После такого на некоторое время от столь конкретного анимизма отказались.

Язык, хотя и является средством, обладает чувством передавать, что истинно, а что ложно – одним только звучанием. Европейская душа и душа Европы – скорее одно и то же. Душа России и русская душа – здесь чувствуется разница; если сказать «эгрегор России» и «русская душа» – разница усиливается.

Душа живет в резонансе душ людей и вещей, как инструментом, как рупором усиленным элементами культуры. Этот резонанс выражается фразой «... находит отклик в душе».

Чем менее объект, тем более выражена и понятна его душа, тем больше компонентов души может быть открыто. Душа Германии выражена более ярко, чем душа Северной Европы. Душа Северной Европы более понятна, чем душа Европы вообще. Души городов и малых стран бывают видны невооруженным глазом. Достаточно сказать: «Венеция», или «Петербург» - и душа города раскрывается через максимально доступные образы, передавая стиль и через него направление.

Души-эгрегоры не могут являться частью чего-то. Душа Германии не есть часть души Европы. Объединение вещей не приводит к объединению их душ, души есть толь у чего-то целостного. Да, душа Европы, душа любой культуры вообще – это городская душа. Но она возникает над городами, над городской культурой, не как их синтез, а как венчающее дополнение.

Душа есть у живой культуры. Цивилизация – инерция культуры. Есть ли душа у цивилизации? Шпенглер склоняется к тому, что уже нет. С натяжкой можно сказать, что есть. Но эта душа – только отголосок души культуры. Что-то остаточное чувствуется, и наследие культуры подает какие-то сигналы. Но ведь души городов существуют. И души стран существуют.



Душа культуры-цивилизации взаимодействует с душой нации. Но это взаимодействие, хотя и дополняющее, является одновременно и вытесняющим. Душа цивилизации заменяется душой нации, а душа нации заменяется душой города. Но тогда душу цивилизации – ранней цивилизации, конечно – можно представить как равнодействующую душ ее стран. Получается, она есть, но как производная абстракция восприятия, она может восприниматься, но не может действовать, в том числе не может направлять, она чувствуется, но не обладает направлением и никуда не ведет. Это значит, что ее нет, и у Шпенглера все верно. Но призрак вполне реален.

Эгрегор цивилизации в Китае силен; поскольку соотношение сил между цивилизацией и нацией в общем ограничено, то эгрегор нации в Китае оказывается слаб. Это приводит к тому, что национальные проекты в Китае очень похожи друг на друга, поскольку имеют больше цивилизационных черт, чем национальных.

Существуют души партий. Существуют души революций. Они чувствуются людьми с достаточной душевной организацией. А души городов – самые простые, их чувствуют почти все.

Душа революции не состоит из душ или взаимодействия душ ее участников; душа революции рождается и живет своей жизнью. По аналогии, да и по смыслу душа страны или душа нации не есть сумма душ участников; может быть совпадение душевной направленности, а может не быть.

Во Франции время определялось поочередно то душой Франции, то душой революции. Одно оттесняло другое – но не исключало полностью. И притом никакого слияния душ Франции и революции не произошло.

Душа страны и душа нации – разные души; можно предположить, что скорее они исключают друг друга, поскольку очень близки. У каких-то людей может быть душа страны – обычно это у европейцев; у каких-то может быть душа нации. Душа нации – столь же редкий зверь, как и душа партии. Души стран встречаются чаще.

Сходил человек в одно собрание, и говорит: «Не, не душевно». Сходил в другое и говорит: «Душевно». Человеческая душа индивидуальна. Индивидуальная душа находит душу группы, если возникает совпадение и направления, и приятия. Тогда возникает резонанс человеческой души и эгрегора. Этот резонанс является основой для создания и поддержания коллективов. При резонансе душа живет; в отсутствие резонанса душа умирает, обычно от скуки.

Характер – набор особенностей, душа – это направление выражения. Душа накладывает отпечаток на характер, а не наоборот. Характер в выражении заданного душой направления только средство. Мы должны без эмоций построить готический собор – мы должны весело построить готический собор – мы должны душевно построить готический собор.

Душа нации не есть национальный характер. Душа возвышенна и ее понимание – привилегия избранных. Национальный характер постигается знанием. Душа направляет, душа ведет, национальный характер существует. Национальный характер – широкая категория, почти для всех, в которую по умолчанию включается и душа; характер – обычное явление, не возвышенное. Душа-эгрегор входит в характер, если она есть. А ее вполне может не быть. Поскольку стиль задается через направление души, при ее отсутствии национальный характер оказывается лишен направленного выражения, в том числе стилевого. Когда говорится о русской душе – это говорится о русском национальном характере в контексте судьбы. Вне контекста, например, в эмиграции, русская душа растворяется, что еще более утверждает ее обязательную контекстуальность, производность от место-временной ситуации.

Например, «Россия – ледяная пустыня, а по ней ходит лихой человек». Да, лихой. Да, ходит, факт. Но куда он ходит по этой ледяной пустыне? А он просто ходит. И в результате никуда не идет. И поэтому человеку абсолютно все равно, что его церкви расписаны иконами в стилистике уже 1000 лет назад как умершей византийской души. В свое время византийцы за то, чтобы эти иконы были и были именно такими, убивали друг друга пачками. Когда в 18 веке в церквях появились росписи в стиле барокко и сами церкви начали строить в этом стиле, русские вообще никак не среагировали. Не заметили. Раскол был проявлением консерватизма, традиции, рационализации многого иного, но никак не души. На барокко душа среагировала бы гораздо серьезнее, чем на формальную правку книг. Но не среагировала.

Душа есть у Москвы, душа есть у Петербурга, души есть у русских городов, есть у отдельных улиц и площадей. Но у России, как у части Запада, как у цивилизации, своей души нет; именно поэтому у нее нет и культурного направления, и политического, базирующегося на культурном. Именно из этого отсутствия и вылезают разные «духовные скрепы» и подобные душевные уродства, каждый раз разные. Русская культурная жизнь – это непрерывная череда подражаний и заимствований, постоянное «хождение» между ними. Результат отсутствия души – русский рефлексирующий человек всегда или потерянный, или потерявшийся; души-то у страны нет. Возможно, какая-то часть души, какой-то зачаток ее формирования есть; он может даже иметь направление, но только «от», никакого «к» нет.

В России заимствовалась не душа Европы, а цивилизация Европы; в результате Россия никогда не была молодой, она унаследовала исторический возраст. Цивилизация сама по себе страшный зверь. Цивилизация – бездушная инерция культуры. А цивилизация без души замечательно на российской территории позверствовала. Да, зверства – они обычно зверства цивилизации. Дикие, не цивилизованные люди стараются не убивать следующего человека до тех пор, пока не съеден предыдущий. В отличие от, где конвейер и массовое производство-потребление везде.

Русь слиняла в два дня. Самое большее — в три. Даже “Новое Время” нельзя было закрыть так скоро, как закрылась Русь. Поразительно, что она разом рассыпалась вся, до подробностей, до частностей. И собственно, подобного потрясения никогда не бывало, не исключая “Великого переселения народов”. Там была — эпоха, “два или три века”. Здесь — три дня, кажется даже два. Не осталось Царства, не осталось Церкви, не осталось войска, и не осталось рабочего класса. Чтó же осталось-то? Странным образом — буквально ничего. (с) Розанов

Революции были почти везде. Но очень странно было бы предположить, что после революций страны бы исчезали. Революции были, революции проходили, но страны оставались на месте. А вот Русь слиняла в два дня. Это исключение. Но только из мировой практики; а там, где это географически произошло, в «ледяной пустыне», и СССР слинял за три дня, и Эрефия так же слиняет.

У России души нет. А русская душа – это хаотическое бросание из крайности в крайность. От вершин духа до бездн мерзости. И наоборот.

Западная цивилизация доживает среди обломков, на руинах западной культуры. Но, что важно, и Россия тоже. Только на чужих обломках. Дома, как говорится, и руины помогают. Так что русские об эти руины чаще спотыкаются.

Душа была у русской революции, но она быстро растворилась в «обывательском быте», который действительно оказался «хуже Врангеля». Камлания с бубнами вокруг нее продолжались еще 50 лет, хотя было понятно, что ее больше нет – но пустота требует заполнения, и даже сейчас последние шаманы души революционного коммунизма взывают к ее романтизму. Увы, Россия – это зомби. Иначе призрак коммунизма или бы материализовался, или бы наконец рассеялся; туда, где есть своя душа, чужие временные души не вселяются.

Нет души страны – душа революции становится очень сильной, но кратковременной. В отличие от Франции, которую поочередно вели то душа Франции, то душа революции.

Кризис души вызывает кризис идентичности; отсюда происходит массовое придумывание идентичностей. Отчего «западники» и «славянофилы»? А души страны нет, направление не чувствуется. потому направление приходится выдумывать и разъяснять. Для страны с душой направление есть вещь явная, явное направление не обсуждают, ему следуют. Сама идея поиска национальной идеи в этом плане не верна; национальная идея таковой является, поскольку она явно есть.

А нет направления – все может сразу повернуться в любую сторону, как флюгер. Почти 100 лет мечтали о «соборности» – получили «обострение классовой борьбы».

В России было много великих композиторов; но все их великие работы разрозненны, они не создают одной направленной на что-то целостности. Что поют в России? Матерные частушки.

Почему русская душа не отторгает всю псевдотворческую мультинациональную псевдоинтеллигенцию? А потому что нет этой русской души. Некому войти с ней в диссонанс и тем отвергнуть.

И у СССР, наследника России, не было никакой души. Но после того, как СССР умер, у некоторых людей возникло чувство, что душа была и что она еще существует. Это чувство возникает из отсутствия настоящего; в ретроспекции сознание наделяет душой то, у чего души не было. Можно даже сказать, что какое-то подобие души империи возникает после империи. Империи относятся к цивилизации, а цивилизации следуют инерции предыдущей стадии – стадии культуры. Имперские времена слишком поздние, чтобы от души что-то осталось, кроме отблесков и отголосков.

Душа нации не вытесняется душой империи. Когда появляется империя, душа нации уже отлетает. Были, конечно, небольшие национальные империи вроде Англии, Франции и Германии, где владения были отделены от метрополии – в них душа задерживалась несколько дольше, чем у наций, создавших империи многонациональные.

Когда нет души, эгрегоры мертвых вождей, также возникающие после их смерти, становятся популярными. Сначала камлали душу Ленина, потом перешли к Сталину. Душевность характера при отсутствии душевности страны требует заполнения.

Когда душа одинока и слаба, она ищет иную душу, чтобы ощутить резонанс и усилиться. В России это особенно трудно. Когда нет души страны – все души слишком разные. И оттого не понимающие друг друга. Потому и пить с чертями – вроде как нормально.

Когда нет общей души, все акцентирование сводится на обустройстве «гнезда» или «норы». Но это уже не душевное, а биологическое. Шпенглер и «нору» относит к особенностям души; но она все-таки смотрится как универсальное, общее, вечно возвращающееся туда, где больше ничего нет.


3. Шпенглер. Душа Запада

Я буду называть душу античной культуры, избравшую чувственное наличное отдельное тело за идеальный тип протяженности, аполлоновской. ... Ей противопоставляю я фаустовскую душу, прасимволом которой является чистое беспредельное пространство, а "телом" - западная культура... . Аполлоновским является изваяние нагого человека; фаустовским - искусство фуги. Аполлоновские - механическая статика, чувственные культы олимпийских богов, политически разделенные греческие города, рок Эдипа и символ фаллоса; фаустовские - динамика Галилея, католически-протестантская догматика, великие династии времени барокко с их политикой кабинетов, судьба Лира и идеал Мадонны, начиная с Беатриче Данте до заключительной сцены второй части "Фауста". Аполлоновская - живопись, отграничивающая отдельные тела резкими линиями и контурами; фаустовская - та, которая при помощи света и тени творит пространства.

Шпенглер


58323_600

При выявлении разницы Шпенглер акцентируется на «восприятии протяженности», которая по-разному видится разными душами. Как дополнительный момент он раскрывает психологическую составляющую западной души. Душа имеет стремление через направление, стремление в направлении. Но чтобы получить это самое стремление, это направление, душе нужно особое видение. Души видят мир по-разному. Души акцентируются на чем-то – например, «тело как идеальный тип протяженности» для античной души. За человеком греки не видели фона, в том числе горизонта. Или «беспредельное пространство» , видимое западной душой - что возможно, но столь же возможно, что неверно акцентировано. Западный человек Шпенглера видит все пространство и в том числе горизонт. Но почему?

Западная душа характеризуется именно психологизмом, т.е. направленностью на психологию человека, в отличие от античной, направленной действительно на восприятие физического совершенства. «Восприятие протяженности» пространства, времени и всего, что можно сравнить с пространством и временем – это следствие психологизма с его высоким уровнем абстрагирования, обратный вариант сложно представить. Душе нужно летать. Куда направиться душе? Естественно, вверх. А если не вверх, если вверх еще рано? Только к горизонту, больше и некуда.

Конечно, античная душа не столь ограничена в восприятии пространства, как показывает Шпенглер. Она видит пространство, но видит его на втором плане, который не находит нужным фиксировать, чтобы не размывать главное – физического человека. Античная душа чужда психологизма – это верно. И тогда противоположность между душой антично-аполлонической и западной-фаустовской звучит как противоположность направлений стремления: на человека как такового и на человека как внутренний психологический мир.

Направленность, обусловленная индивидуальным видением мира, есть у каждой души. Китайская душа стремится к гармонии. Гармония окружающих элементов для китайской души гораздо важнее, чем психологические заморочки или совершенство тела. Совершенство касается связей между воспринимаемыми объектами – и как раз из этого возникает фэн-шуй, конфуцианство как свод правил поддержания гармонии мира и чайная церемония.

Душа перенимается через культуру. Петербург в качестве души города имеет западную душу, психологическую – и отсюда возникает Достоевский, который воспринимается Западом как что-то русское, но на самом деле он потому и воспринимается Западом, что он есть отражение западного психологизма, экспортированного в свое время в Петербург. Русскому «лихому человеку» из «ледяной пустыни» чужды раскольниковские рефлексии.

В романских соборах западной фаустовской душе было «тесно». Там слишком много тяжелых форм. В романских соборах нет «устремления ввысь». В них нет необходимой для этого устремления легкости. А психологическая душа требует легкости, требует, чтобы ей ничто не заслоняло пространство. И это решение найдено в готике. Стремление и пространство подчеркнуты. Формы сведены к стремлению. Поэтому когда душа родилась, архитектура изменилась.

Душа рождается и запечатлевает реальность. Это процесс импринтинга, т.е. запечатления. Это свойственно многим живым организмам. Происходит что-то, что проникает в подсознание как раз на уровне стремления и матрицы восприятия. Утенок идет за тем предметом, который он в жизни видит первым. Хорошо, если это утка. Душа идет тем направлением, которое запечатлено у нее первым.

Можно проследить только одно рождение души культуры – души западной культуры. Это время Темных веков, и это время распространения христианства.

Когда душа рождается, она начинает запечатлевать себя в действиях, в архитектуре, в музыке – и тем самым она начинает себя усиливать и воспроизводить, создавая вокруг себя культурную ауру-среду.

Существуют культуры, где большинство действий предопределяются правилами. Но в Европе Темных веков таких правил не было. Была относительная свобода – от наследия форм, где человек должен был принимать решения, обращаясь прежде всего к себе. На эту почву и было привнесено христианство – именно как набор идей, а не инструкций, поскольку читать никто не умел, к тому же на латыни. Христианство было магией, причем относительно доступной для каждого: оказалось, к душе можно обращаться. Церквей и уставов толком не было, обрядовая форма не мешала раскрытию содержания, поскольку не успела сформироваться. Свобода осталась, и эта свобода уже не просто могла обращаться к внутреннему, она должна была обращаться к внутреннему. А обращаясь к своей психологии, человек не мог не обращаться к психологии иных людей.

Мир был мрачен, страшен, но при этом относительно свободен. «Не греши» и «соблюдай правила» - очень разные подходы. Первый направлен на внутреннее состояние человека, второй – на внешнее поведение. Соответственно, получается акцент на внутреннем.

Запад получил христианство в процессе формирования, как идею, Россия получила христианство как набор инструкций, с готовыми формами и обрядами. Запад крестили в основном миссионеры, Россию крестили князья. Западным людям рассказывали о технологиях спасения, русским рассказывали, как и что нужно соблюдать. Впоследствии это выразилось в западной склонности к свободе, и в русской склонности к формализму. Западный человек спасался сам, в этом он был не только психологичен, но еще и одинок и индивидуален.

Главный элемент западной души – ее психологическая, внутренняя направленность. При этом не ограниченная формами. Шпенглер это тоже отмечает, но именно как вторичное. Из синтеза «Я» и времени возникает судьба как понятие. Из синтеза «Я» и места возникает пространство.

Психологизм первичен. В этом психологизме, направленном на себя, человек индивидуалистичен и одинок. Эти два акцента западной души позднее были выражены в либерализме и гуманизме.

Готическая арка – это сложенные в молитве руки. Молитва акцентирует «Я» из окружающего мира – в результате получается акцентированное «Я», и потому что оно акцентировано, оно хочет стремления, в числе заглянуть за горизонт. Даже когда молитва постепенно проходит в истории, акцентированное «Я» остается. И именно это «Я» и создает весь тот психологизм, отсутствующий в иных культурах.

«Не греши!» А как тут не грешить, когда кругом Темные века!? Давайте Собор какой-нибудь, например, построим, или Гроб Господень освободим. Или хотя бы горизонт нарисуем. А это уже появление внешних культурных атрибутов.

В рождении души несомненно участвуют особенности места ее рождения – национальные особенности, ландшафт, образ жизни; их сочетание обязательно, но недостаточно для рождения. Для столь сложной души, как душа Запада, нужны и соответствующие биологические параметры: способности к абстрагированию, достаточный уровень эмпатии. Любой душе для рождения нужны здоровые инстинкты и энергия, иначе о душе никто и не узнает. Душа, возможно, способна родиться из одних особенностей, но такого примера нет. В основном душа рождается из взаимодействия, когда среди заданных особенностей места происходит событие.

4. В поисках очевидного

Люди видят жизнь так, как они предрасположены это видеть. «У тебя все друзья пьяницы и наркоманы!» Если человек подобное представляет как реальность, объяснять что-то бесполезно. Человек так видит, и все. Это для него очевидное, и все, что может быть сказано, является подтверждением этого очевидного.

Очевидное потому и очевидное, что не требует доказательств. Преодолеть очевидность доказательствами невозможно. Очевидность перехватывает управление сознанием. После перехвата управления любое явление-феномен рассматривается с позиции очевидности. Оно должно или подтверждать очевидное, или быть обманом.

Люди по-разному видят мир. Одни люди не обращают в общей картине внимания на то, на что обращают внимание другие люди. В картине мира античный человек акцентирован, как утверждает Шпенглер, на теле, а западный человек акцентирован на дали, на горизонте. Первое видится достаточно явно; второе сомнительно, поскольку эта даль – следствие психологизма, направленности в себя, в рефлексию, и взгляд на даль чисто автоматически переводится. И, конечно, чтобы воспринимать горизонт, его нужно минимум видеть.

Учитель поставил на листе точку и спросил учеников, что они видят. «Точку» – ответили ученики. Как жаль, сказал учитель, что все увидели точку, но никто не увидел большой лист бумаги.

Неизвестно

Горизонт – как лист бумаги, кто-то его видит, кто-то – нет. Кто-то видит Рокфеллера, а кто-то – ужин. Папуасы увидели в Рокфеллере ужин и Майкла Рокфеллера съели. Индивидуальное видение присуще и культурам, и цивилизациям, но видение есть всегда и у всех, свое видение есть у народов и племен, у которых никогда не было культуры.

Явное зависит от видения. Душа рождается или душа проявляется? Вселенная конечна или бесконечна? Душа есть иное или направление или энергия или материя или собрание первоэлементов или совокупность проявлений работы нейрофизиологических механизмов мозга, создающая иллюзию позыва к психомоторным действиям, обусловленная наследственностью и факторами среды, принимающая формы активного или подавленного массового психоза? Иногда можно даже понять, почему так, а не иначе. Например, западная душа рождается, индийская душа проявляется. Потому что на Западе космос видится как направление и путь, а в Индии – как цикл. Почему? А потому что так люди видят. Человек не знает, что вселенная, например, ограниченная; человек это видит. Большинство таких феноменов приходится только учитывать, не вникая в подробности.

Шпенглер не пишет про китайское видение, но это легко заметить – китаец видит объекты в соотношении. Даже если китаец рисует только тигра на чистом листе бумаги, у него получится соотношение элементов тигра. И горизонт китаец не видит – точно так, как древний грек. Горизонт не нужен, и потому при любой возможности убирается.

Кто-то видит динамику, кто-то видит статику. Китай – статика. Европа – невидимая динамика. Греция – напряжение, невидимая динамика тела. Что противоречит статике и скрытой динамике – явная индийская динамика. Или танцуют, или дерутся, в живописи то же, что в индийском кино. А кто не скачет – тот буддист, буддисты так протестуют. В индийской культуре акцент распределяется равномерно между психологизмом и телесной динамикой. Горизонт есть, но он не интересен художнику. Индийский художник его не видит; рисует, но не видит. Художник рисует человека во всех аспектах.

Но всему этому ряду изображений противоположен исламский Восток. Он запрещает изображение. Но откуда берется запрет на рисунок? Учитывая, что подобное было в Византии – это назвалось иконоборчество – это не индивидуальная особенность души.

Мысль изреченная есть ложь.
Тютчев

С какой стати? Это вольный перевод с немецкого. Мысль есть ложь в той же степени, как для арабской культуры рисунок есть ложь – потому что западную мысль сложно выразить четко. Психологизм и душевность понятий плохо выражаются.

При низком уровне абстрагирования сознания рисунок видится несовершенным, и потому он оказывается ложным. Уровень абстрагирования кажется национальным; но его изменение сложно заметить, он может меняться. Когда европейцы не умели рисовать, они старались не рисовать – их рисунки были схемами. Уровень абстрагирования большинства в культуре меняется под влиянием биологических параметров, а те в свою очередь меняются под влиянием параметров социальных. Обычно уровень абстрагирования выше в начале культуры; но это не обязательное правило.

Видение лежит в основе изобразительных форм; и потому национальная особенность видения – это базовый уровень приятия или неприятия чего-либо душой. Сначала душа видит мир; только потом в силу внешних факторов добавляется психологизм или формализм.

Если посмотреть на русскую живопись с вышепоказанных позиций, можно распределить русских художников – в основном европейцы, тот грек, тот китаец. Нет только русского. Возможно, он где-то и есть; но вычислить его не представляется возможным.

Видение бога различно. Древние римляне, современные китайцы и русские – атеисты. Русские еще и циничные атеисты: «не согрешишь – не покаешься, не покаешься – не спасешься.» Просто некоторые подвержены религиозным предрассудкам, а некоторые – нет. Но цинизм – он же существует не сам по себе; он есть отношение, происходящее из видения, он относится тоже к душе, которая могла бы быть.

В арабском мире возможна не только вера в бога, но и знание бога; человек не просто верит, он знает, что бог есть – в иных культурах такое возможно только как исключение. Индийский мир весь пронизан божеством. Индийцы это просто видят, относя бога к очевидному, как и арабы. Западный человек, обращенный к своей психологии, все время сомневается, есть бог или нет; западный человек бога не видит, но обычно склоняется к тому, что «что-то есть».

Как люди по-разному видят реальность, столь же по-разному они ставят задачи. В одном и том же пространстве люди разных культур видят по-разному не только решение, но и проблему. Шпенглер отмечал, что западноевропейская классическая философия не понятна никому, кроме западноевропейцев. Но меняются еще и времена – и сейчас эта философия не понятна никому, даже западноевропейцам. Она превратилась во что-то вроде «Текстов пирамид» - слова вроде как понятны, а что сказать хотели, не ясно.

Леопольд Седар Сенгор был африканским философом, создателем концепции негритюда, по совместительству президентом Сенегала.

Согласно его концепции, европеец характеризуется рационализмом и дифференцированным подходом к миру. В противоположность этому, африканец переживает бытие синтетически, как целостность, не выделяя свое личное «Я». Через такой высокий уровень сопричастности к внешнему создается «коллективная личность». Выходит, что африканское «я» - это не только «я», но и еще окружающие. Конечно, насчет европейцев Сенгор ошибся, приняв поздних европейцев за европейцев вообще. Но во остальном он написал то, что видел. Африканец так видит.

Но из этого следует, что индивидуальность обесценивается, а жизнь вместе с ней. «Сегодня я съел соседа, завтра сосед съест меня, послезавтра мои родственники съедят соседа.» Никакого трагизма в этом нет. Это круговорот космоса, он естественен и неизбежен. Важны отношения между людьми в этом круговороте, это есть основа гармонии и это главное. Смерти и загробной жизни африканец не видит; он избегает опасностей, но не видит в неизбежной смерти особого события. Его психологизм сводится к эмоции – положительными эмоциями нужно делиться, плохие нужно забывать; африканцы не копаются в негативе, они его игнорируют. Последнее у них хорошо получается, возможно, это и сформировало столь оригинальное видение.

Часто говорится, что после ухода белых ЮАР и Зимбабве превратились в какой-то кошмар. Да, экономически там большие проблемы. Но для африканского восприятия это не проблемы – это негативные эмоции, от которых нужно отказаться. А белые люди – это главная негативная эмоция, лишняя деталь в их космосе, потому что они лишены души. Кому понравится, если вокруг будут ходить непонятные рациональные зомби, да еще и учить их жизни, да еще и принуждать к этой жизни? Экономические проблемы африканцы не видят, они сосредоточены на окружающих, на позитивном эмоциональном обмене. И никто им в этом не мешает – это и есть счастье и гармония.

Русское видение ограничено деревней, причем деревня – это не объекты, а люди, община. Правильное состояние мира – статика. Если бытие выходит из статичного состояния, его нужно в него вернуть. Каждое стабильное состояние воспринимается как верное, и чем более оно долговременное, тем более оно верное.

Русский фэн-шуй, в отличие от китайского, это расставить не предметы, а людей; русский видит соотношение между людьми. Расстановка производится на принципах «справедливости», а когда «справедливость» каким-то образом нарушается, должна быть определена вина. «Справедливость» - это статическая схема, рассчитанная конкретным русским; в отношения входит система взаимных «должен» как связей. Русский психологически обращен на окружающих и в этом подозрителен – осматривая свой мир, русский смотрит, нет ли где нарушения «должен». Вина – это глубокая психологическая причина, поскольку пока она не найдена, люди-объекты не будут расставляться справедливо. Один из обязательных механизмов избавления от вины – это ее признание. Недосказанность нарушает гармонию; если что-то можно перевести в явное, это нужно перевести в явное.

Ограничения видения ограничивают возможности, и единственная форма организации для русских людей – это секта. Что бы ни делали – всегда получается секта. Люди подбираются по душевному интересу. Русский человек в современном мире теряется и переносит общинный психологизм на весь мир. Русский создает «свою» общину в собственном сознании и включает людей в «свою» общину произвольно. Царь, который хорош, в общину включается, а бояре, которые плохи, в общину не включаются. Поскольку справедливость у каждого своя, и «община» у каждого своя, каждый русский видит мир по-своему. Общее видение сформировать очень сложно; легче сформировать его на отрицании, чем на позитиве. Оттого и русское взаимонепонимание. Это наиболее вероятная причина множественности русских культур, часто непересекающихся, и отсутствия собственно души России.

Видение существует много дольше, чем культуры и цивилизации. Шпенглер анализируют «Эдду» и находит там западное видение еще до начала западной культуры. И, конечно, видение тоже проходит. Одни варианты человека сменяются другими вариантами человека. Очевидное перестает быть очевидным.

Придет день, когда прекратится существование последнего портрета Рембрандта и последнего такта Моцартовской музыки, хотя, пожалуй, и будет еще существовать закрашенное полотно и нотный лист, так как не будет уже ни глаза, ни уха, которым был бы доступен их язык форм. Гибнет всякая мысль, всякий догмат, всякая наука, когда угасают души и умы, в мирах которых их "вечные истины" с необходимостью переживались как нечто непреложное.

Шпенглер

Шпенглер – это переходник от европейской классической философии к современной практической философии. Все, что было написано по философии до Шпенглера, уже не понятно современному человеку. Современный человек не видит того вопроса, на который отвечает классический философ. Понятной философии не существует. Но если она даже существует – философы не признают ее философией. А вы понимаете Канта? – Да, конечно! – Объясните Канта. – Да как его можно объяснить, он же Кант, его понимать, его чувствовать надо!... И всё.

И последнее видение – видение человека-детали поздней цивилизации. У него вообще нет видения, как у насекомого. У него утрачивается все высокое, потому что у него уже биологически разрушен низший, базовый уровень инстинкта и энергии. Поэтому он не в состоянии понять какие-то предложения, на видении основанные.

В основе души культуры лежит видение. Каждая культура видит что-то свое, и чего-то не видит. Отсюда возникает межкультурное непонимание. Отсюда и происходит, что кто-то видит собор, а кто-то – «чайник». Преодолеть это невозможно. Но учитывать, что очевидное может быть не очевидным, и даже невероятным - необходимо.

5. Душа и суть времени

Душа Запада давно отлетела в лучший мир. Она интересна в первую очередь тем, что ее нет, поскольку это главная практическая информация. А во вторую очередь она интересна тем, что она – единственная описанная и разобранная душа, единственный пример.

Общепринятое понятие души является неоправданно расширенным; когда оно создавалось, многие ее компоненты были известны как метафизические или волшебные; сегодня эти компоненты объясняются в чисто научных терминах. Сюда относятся сила стремлений, их направление, склонность к структурированию или деструкции, энергия и некоторые другие. Биологическое не метафизическое и соответственно убирается – это не душа.

Второе, что нужно убрать из понятия души – биологически-временное, или суть исторического времени. Субъекты истории меняются, переживая молодость, зрелость и старость, как и люди. Это изменение опосредованно-биологическое, поскольку это производная от биологического старения групп.

Что такое суть времени? Это атрибут, максимально короткая и максимально исчерпывающая характеристика временного периода. Это может быть поздняя цивилизация Шпенглера, может быть инерционная фаза Гумилева, может быть просто «времена упадка», время крестовых походов или время войны. После добавления атрибута сути времени все остальные образы автоматически добавляются из ранее созданной аналогии, создавая полную картину. Эту последовательность можно выразить и через душу: рождение души – жизнь души и культура – смерь души и переход к цивилизации – посмертное бытие души и цивилизация – распад остаточных проявлений души.

Есть график цивилизации или нации – от начала до конца. Есть график человека – от начала до конца. А между ними находится их средний график – график национальной цикличности, где весна нации имеет в своем составе меньшие все сезоны, от весны до зимы. Таких графиков на протяжении нации может быть от одного до нескольких. В дополнение картины накладываются графики революций. И вся эта система еще и взаимодействует с другими такими же системами.

В задаче разделения свойств души и свойств исторического времени Шпенглер с немецкой педантичностью выявляет все грабли, лежащие на пути этого вопроса, подробно объясняет, как на них не наступать, а потом по этим граблям проходится.

Античное чувство родины, которое чисто телесно и по-эвклидовски привязывало человеческий индивидуум к полису, противостоит загадочной тоске по родине у северян, имеющей в себе что-то музыкальное, неуловимое и неземное. Античный человек ощущает как родину только то, что он видит с кремля своего родного города. Там, где кончается горизонт Афин, начинается чужое, вражеское - "родина" других.
После разрушения Афин персами все произведения древнего искусства были выброшены на мусорную свалку -..., -- и ни разу не было слышно, чтобы кому-либо в Элладе было дело до руин Микен или Феста в целях разыскания исторических фактов. ... Хотели мифа, а не истории.
Для индуса и грека не существовало картины становящегося мира, и, когда однажды угаснет цивилизация Запада, возможно, никогда уже не появится такая культура и значит, такой человеческий тип, для которого "всемирная история" была бы столь же мощной формой бодрствования.

Шпенглер

Да, античный человек «не историчен». Можно добавить: не географичен, не интересуется внешним миром. Но тогда этот «античный человек» – обычный современный американец; американцы как тип не воспринимают ни истории, ни географии. Американский космос крайне узок, так же как у описанных Шпенглером греков.

Шпенглер принял позднюю ограниченность за выражение античной аполлонической души. Хотя у него же и указано, что ограниченность – свойство массы, свойство поздней цивилизации. Действительно, аполлоническая душа ограничена – но она ограничена акцентом на телесные формы. Изначально эта душа видит и пространство, и время – да, не на первом плане, но видит; но с тем, как душа обзаводится культурой, а культура сменяется цивилизацией, с тем, как происходит процесс старения, ограниченность усиливается. Второй план пространства-времени постепенно размывается, тогда действительно аполлоническая душа перестает видеть пространство-время, постепенно теряет к нему интерес. Но точно так размывается и восприятие телесной формы; поскольку эта форма у нее находится на первом плане, эта потеря видения не столь заметна. Путь цивилизации – к потере видения вообще. И как в Древней Греции снижался интерес к пространству-времени, так и в современной цивилизации этот интерес снижается. В цивилизации снижается интерес ко всему вообще. В силу биологических причин – инстинкты размываются, энергия снижается.

Историчность и географичность, интерес к ним и снижение интереса – это свойство и времени, и души, свойство, через которое проходят все человеческие культуры.

Есть два разных видения истории – история как статичный миф и история как поиск истины, иначе – как продолжение любопытства. Любопытство, любознательность – это свойство молодых и здоровых. У греков Шпенглер обнаружил статичный миф. Но история современная – это, как известно, креатив, и значит тоже миф. Уже миф.

Наиболее значительный историк после Ранке, Эд. Мейер*, пишет: «Исторично то, что действенно или было действенно... Лишь посредством исторического рассмотрения единичное происшествие, выделяемое им из бесконечной массы одновременных происшествий, становится историческим событием».

Шпенглер

Отношение к истории – это свойство исторического времени. Были периоды, когда историки действительно хотели докопаться до истины. Но на истину редко когда был заказ. Так что приходится признать, что большая часть официальных исторических документов – фальсификаты, от летописей до родословных. Гумилев раскрывает, как выявлять исторические фальсификации, и в процессе разъяснения создает очередной фальсификат – евразийство. Сейчас история – снова креатив, и поскольку времена идут поздние – то самый отъявленный креатив. И более того, история настолько большая, что никто не может знать всю историю; поэтому приходится обходиться фрагментами, а подбор фрагментов – это ведь тоже креатив. Ее нельзя знать; но ее можно понимать, для этого есть историософия.

Но есть и душевные ограничения. Западное мышление, сформированное душой и культурой стремления к горизонту, не может воспринять историю как совокупность повторяющихся циклов. Западное знание в курсе концепций Тойнби и Шпенглера; но воспринять эти концепции не может, поскольку это противоречит очевидному. И потому не важно, что говорят факты; все равно пространство безгранично, прогресс бесконечен, история линейна, и так далее. Гитлер спросил Шпенглера: «Сколько просуществует тысячелетний рейх?» Шпенглер ответил: «Десять лет». Гитлер обиделся и больше со Шпенглером не разговаривал. Любая тема про завершение США вызывает точно такую же реакцию; западное сознание отвергает и сам вопрос, и ответ еще до ответа.

То, что культура видела – цивилизация видит с трудом. То, что культура видела с трудом – цивилизация вообще не видит; более того, это невидение доходит до патологических форм невидения явных угроз.

Как элемент западной фаустовской души Шпенглер приводит силу стремления, причем сила выражена в стремлении к бесконечному. Но ведь сильные стремления присущи молодым – и людям, и культурам. И тогда сила стремления становится элементом времени, а не души.

Душа живет там, где есть здоровое начало; где нет здорового начала, душа не успевает сформироваться, где его нет, там нет стабильного базового человеческого элемента, позволяющего поддержать относительно длительный процесс создания культуры.

Шпенглер разбирает орнамент как элемент выражения души. Зачем горшку орнамент? А душа требует. Это логично. Но орнамент – это детализация.

Уровень соотношения главное – детали стремится к главному у здоровых групп и к деталям у нездоровых. Детализация в том же искусстве не может считаться проявлением души; скорее она проявление возраста и здоровья. Душа здорового явления стремится к явному выражению чистоты своей идеи, детали ей только мешают. Когда души нет, только детали и остаются.

Готика – это акцент на общем, лишние детали лишние; любая деталь, которая может быть удалена, удаляется. Ренессанс – детали направляют и усиливают, поскольку и идея ослабла, и человек ослаб в идее. Ренессанс и Барокко – стили людей, которые видят и целое, и детализацию, Ренессанс – это больше целого, Барокко – больше детализации. Рококо – акцент на деталях, иногда даже рассматривается не как стиль вообще, а как стиль декора. Параллельно росту детализации идет переход от акцентирования на содержании к акцентированию на форме.

Пустое место – это изображение пространства. Созданное свободное пространство есть выражение пространства вообще и идеи пространства в частности; да и других идей тоже. Орнамент – это именно забивание пространства. Чистая идея требует чистоты выражения, чистого пространства, чистых линий и форм. Чистота отвергает декор. Финал культуры - рококо психопатов Пшенок и подобных постновых русских – это сплошной декор. Как и у нефтяных шейхов. Избыток декора – это как раз пышность.

Детализация, декор и пышность касаются не только архитектурных стилей – они распространяются на все жизненные явления, включая собственно человека, который начинает как человек целостный и заканчивает как человек-деталь. Но они – только временнОе, но никак не душевное. Но как быть с орнаментом на изначальном горшке? А это просто стремление к выражению, к творчеству, когда никаких форм, кроме горшка и одежды, еще не создано. Маленькие дети любят все разрисовывать, и горшки, и обои.

Ограниченность в восприятии мира – свойственна старым и нездоровым.
Акцентирование на похоронной культуре - свойственно старым и нездоровым.
Ориентация на прошлое – свойственно старым и нездоровым, описано как «мемориальная фаза» Гумилева. Здоровые интересуются историей, но они не делают из нее культа, они интересуются из любопытства.
Иерархичность и структурированность – свойственны молодым и здоровым.
Жестокость – свойственна старым и нездоровым. Молодые жестки, но не жестоки; старые жестоки, но не жестки.
Уровень эмпатии выше у молодых и здоровых. Эмпатия снижена у совсем детей, и людей, и культур, это быстро проходит, но может вводить в заблуждение.

Северный европеец рационален в силу своих способностей – это его характер; но душа европейца вовсе не обязана быть рациональной. Строить соборы веками было не рационально. Душа не принимает и не отвергает рациональное – она его не замечает. Она выше этого, потому что душа. Рациональное относится к форме и средству, но не к содержимому.

Психологическая душа проходит, а производные от нее индивидуализм и рационализм остаются.
Рационализм противопоставляется душевности, но это не верно – душевность вполне может быть присуща рациональному. В подобных случаях возникает подмена понятий – отсутствие душевности называется рационализмом. Но, как показано в примере выше, это противопоставление ложно. Точно такая ситуация с потребительством; в потребительстве людей возмущает не собственно потребительство, а отсутствие чего-то, кроме потребительства, возмущает пустота, а не то, что эту пустоту заполняет. Желание поступать рационально и потреблять качественное – это нормальные здоровые желания.

И теперь момент отрицания отрицания. Все отвергнутые явления не души, но времени – они тоже иногда вносят вклад в формирование души. Именно как момент импринтинга. Душа рождается в какой-то момент исторического времени; это совпадает с рождением культуры, как было в чистом в этом плане европейском случае. Но может случиться и так, что рядом может находиться другая культура на своем уровне – тогда вышеперечисленные исторические элементы могут попасть в новую душу именно как заимствованные, в результате импринтинга. Так произошло с романским стилем – Запад был ему привержен, пока не мог дорасти до собственного, пока технические возможности не доросли до стремлений души. Так было с сирийско-византийским стилем в Багдаде: декор был с начала культуры и остался навсегда, поскольку времена византийского упадка очень быстро сменились временами упадка Багдада. Приобретенный импринтинг законсервировался в новой культуре, которая слишком быстро перестала развиваться.


6. Восток и магическая душа

Шпенглер выделяет отдельную магическую культуру Востока; но можно заметить, что элементы магии присутствуют равно во всех культурах. Просто они находятся в разных местах. Для Запада это магия души, прямое воздействие на душу. Для Китая это магия соотношения элементов – косвенное воздействие. Для Востока это магия консервативного символа – слова или объекта. Западный колдун чертит символы, как ключи к иному, взаимодействующему с душой. Китайский колдун расставляет элементы в особом порядке. Что будет делать арабский, восточный колдун? А ничего не будет делать, потому что его нет. Да, в магической цивилизации нет колдуна. На Востоке все знают, что джинны и подобные существа бесполезны. Такая странная магическая культура...


Арабская душа смотрится совершенно не магической, она смотрится менее магической, чем европейская или китайская; в Европе мир был пронизан демоническим, Китае мир населен духами самого разного рода. При полной прямолинейности понимания, араб в состоянии крайности, например, террорист, не верит в Аллаха, он знает, что Аллах существует. Нет не только магии, нет даже веры. Знание – это не вера. Но ведь эта душа настолько прямолинейна, что лишена абстрагирования. И наоборот, она лишена абстрагирования, и потому прямолинейна. И она и прямолинейна, и лишена абстрагирования потому, что не обладает достаточным для этого психологизмом, который подавляется самой культурой, в настоящее время – инерцией культуры-цивилизации. Восточная душа кажется магической западному наблюдателю, потому что она непонятна, и западный наблюдатель вносит в понимание свое представление магического. И свое понимание души.

Магия объектов может быть магией только для того, кто не понимает, как они сделаны. Для многих народов и кузнец всегда был колдун – попробуйте сделать металл из камня. Так что об истинном магизме можно говорить только в качестве магизма души. В остальных случаях можно говорить только о магических предрассудках.

Западное христианство говорит, что все сложно, Ислам – что все просто. Векторы направления души прямо противоположны. Но и первых христиан тоже все было сложно. Евангелия и Апокалипсис были написаны в рамках культуры, которая не имела ничего общего с современным Востоком. У народа, писавшего их, была душа, а у души было стремление – но это стремление было выражено в безнадежной надежде, в избавлении – они жили в поздние, мрачные времена своей цивилизации, по историческому времени позднее современных европейцев.

Но если восточная душа не обладает магическим мышлением, все выводы из этого предположения являются неверными. Если нет магической культуры – получается, нет и шпенглеровского Востока, вообще нет, потому что у него он определялся именно этой культурой.
Восток – это то, что к востоку от Запада. Запад един в своей душе, отсюда по аналогии и возникает иллюзия единого Востока. Но Восток не един. Иудея римских времен, Византия и Исламский халифат – это разные культуры. Первое христианство есть иудейское христианство очищения, второе христианство – римское апокалиптическое христианство падения цивилизации, третье христианство - византийское. Душа Византии психологична, как и душа Запада, Ислам отвергает психологизм.

Шпенглер называет Пантеон «первой мечетью». Сходство есть. Но является он чем-то вроде Эйфелевой башни. А именно – символьное сверхсооружение, знак технологического превосходства поздней цивилизации, где вся ее остаточная энергия сконцентрирована на технике. Шпенглер мотивирует «восточность» тем, что в постройке участвовали сирийские специалисты, которым купольный подход был душевно и культурно присущ, и которые впоследствии развернули купольную идею и на Византию, и на арабский мир. Что касается непосредственно Пантеона, главный все-таки не архитектор, а заказчик. А у заказчика «восточной души» ну никак быть не могло. Более того, купола в Риме применялись, и в основном ими украшались бани, то есть сооружения совершенно не священные. Последний аналог Пантеона - «Бурдж-Хали́фа»; при желании в этой башне можно найти хоть готику; реально в ней есть только функциональность, роскошь и понты.

Во времена Рима явно существовала только Иудея. У этой нации была душа – апокалиптически-психологическая. Причем более апокалиптическая, чем психологическая. Иудея времен Ирода – это страна исторически поздняя, страна технологии, страна Кесарии – сверхсовременного города в хайтек-стиле, страна сверхсооружений, страна развитой гуманитарной культуры, из которой первое, максимально мистическое и магическое, христианство и вышло; второе было римско-греческим. С тем, как цивилизационный мрак сгущался, душа возмущалась, что привело к явному конфликту живой нации и старой цивилизации в римско-иудейских войнах.

Египет Птолемеев вообще не имел отношения к Востоку – это была греческая страна. Такой же эллинизированной, в несколько меньшей степени, страной была и Сирия. В отношении собственно Греции даже Рим был в некотором роде Востоком.

Магическая культура не распространялась в Римской империи. В Римской империи распространялись культы в огромном количестве, причем распространялись как в калейдоскопе – Римская империя и ее народы не имели какой-то души, это была поздняя цивилизация, пустая, на остатках любопытства, в потребительском стремлении «зрелищ» тащившая себе всю провинциальную экзотику. Масса бросалась из одной крайности в другую. Первоначальное христианство не выделялось их этого общего ряда. Но оно оказалось самой мрачной из религий – что максимально соответствовало общему мраку ситуации.

Восточные культы приходили чисто формально; будучи сирийскими, они вообще не были восточными. Сирия не была каким-то Востоком, Востока в западном понимании тогда просто не было. Даже Иран тех времен был цивилизацией, по общим чертам очень похожей на Рим.

Христианство – религия, предполагающая обращение к себе, к собственному психологизму. И одновременно собственный психологизм был единственно возможным вариантом в мире, где ничего душевного уже не осталось. Пустой мир встретил соответствующее наполнение.

Византия была очень похожа на Запад, в том числе и культурой, и душой. Но она была на 700 лет старше; Запад при появлении застал только ее мумифицированный труп, на основании которого и были сделаны неверные выводы.

И Запад, и Византия имели психологическую душу. Но почему на Западе – ввысь и к горизонту, а на востоке – не ввысь и не к горизонту? Что-то мешало и перенаправляло.

Античная душа по Шпенглеру ориентирована на человека, на его форму. Античная душа отлетела. Но греческое видение – телесно-формальное - осталось. Чтобы вычислить душу Византии, к этому видению нужно добавить западный психологизм. Получится психологизм в форме. Эта форма как раз и будет мешать полету души и перенаправлять ее.

«Церковь – тело мое» - это есть выражение ограничения. Без задания формы человеку с греческим видением церковь как понятие было бы непонятно. И соответственно - византийский грек психологически всему хотел придать форму. Шпенглер замечает это, когда рассматривает, что восточный человек видит мир как пещеру, в которую падает свет, но к более простой форме не приводит, на элементы не раскладывает; мир, который видится как пещера – магический мир. Видеть мир как пещеру – это и сложно, и противоречит многим известным фактам восточных культур. «Восточный человек», в данном случае византийский грек, видит мир не как пещеру; но его видение тяготеет в формализму и потому все что можно облекает в ограничительную форму. Греческое видение ищет предел.

Если формы существуют, а они для византийских греков существовали, то формы требует познания, как это было у античных греков. «Эллины ищут мудрости». «Святая София». Да, кстати, в Киеве тоже. София-мудрость рассматривалась в качестве формы-посредника между Богом и миром – это был формообразующий портал. Возможно, ключ к византийскому символизму находится здесь – с помощью символов ограничивали безграничное, делая его постижимым, и далее пытались пройти этот портал. Оттого и направленность на божественный символ, а не на Бога непосредственно, оттого и купол, как промежуточная стадия, а не шпиль, оттого и объемная форма сосуда, как вместилища мудрости, а не чистое направление. Но все это только на уровне догадок.

Если взять шпенглеровские «тело как идеальный тип протяженности» для античной души и «беспредельное пространство» для западной души, а потом усреднить, как раз получится византийская душа – беспредельное пространство, заключенное в теле, и потому не нуждающееся в горизонте. Можно добавить, что человеческое тело тоже имеет «купол» - верхнюю часть головы, на которую после арабов стали одевать чалму; такой антропоморфизм.

Византийская культура не является Восточной в современном смысле, а магичность у нее своя, приобретенная от христианства, просто это было иное христианство, имевшее мало общего с христианством западным. А если говорить о пришедшем с географического востока как о магическом, то и христианство окажется восточным и магическим. Да, оно магическое – ориентированное на магию души, но не восточное.

Византия ближе к тексту Евангелий, там было много грамотных, в отличие от Запада. «...Там Я промеж вас есть». Бог в Византии ассоциируется с местом больше, чем с пространством. Вообще с любым местом, но конкретно – там, где во имя его собираются. Катакомбы – это дом, дом Бога и общины должен быть уютным. Церковь как здание – наследница катакомб, пещеры, которую Шпенглер поставил на первое место как видение, сформировавшее «Восточную магическую душу». Готика лишена уюта.

Телесное начало дает священность формы. На западе формы не было; не было как концепции в дополнение к содержанию, минимальная форма, конечно, была, без этого невозможно. Священность формы требует реализации формы. Форма ограничивает пространство.

В протестантизме Северная Европа снова отбросила лишние накопившиеся со временем формы, в очередной и последний раз очистив мир в соответствии со стремлениями души. Ренессанс – слишком пышно. А Южная Европа вполне эту пышность приняла. В ней душа Европы не была столь сильно проявлена. К тому же Южная Европа много всего унаследовала, и потому была от рождения исторически старше.

Есть только магия души и эгрегоров. При множестве предрассудков именно душевная направленность объединяет все магические действия – от христианства до вуду и от гностицизма до синтоизма. Все остальные «магии» - более чем предрассудки. Ислам отвергает и магию, и магию психологизма, и сам психологизм. Если на все есть воля Аллаха, не нужна даже судьба как понятие, тоже требующая осознания, и, соответственно, психологизма как средства. В данном случае Ислам как культура полностью противоположен Византии.

Первоначальная арабская культура была культурой не страны, не нации, а революции. Душа исламской революции – простота, ясность, чистота. Культура революции – Коран.
Если на территории обитают люди, и эти люди построили что-то душевное, что они чувствуют и что им дорого, им сложно что-то навязать. Поздняя и бездушная империя Сасанидов развалилась мгновенно. А от Византии отпали те территории, где душа Византии не чувствовалась; на территорию души арабы не прошли. Арабская революция именно освободила народы от старых, чужих и малопонятных форм, открыв путь культурному прогрессу.

В Багдаде возникла душа города – но эта душа была не арабской, а исламской. Импринтингом для нее была культура революции, а не нации, что естественно - Багдад был городом интернациональным, в качестве стиля в нем сложилось что-то вроде «Римского позднего детализированного» с максимумом элементов хайтека, такой своеобразный «классицизм» без перерыва.

Эта душа и чувствовалась в мире как исламская душа. Но, изначально лишенная национальной основы и психологизма, душа исламской культуры была очень слабой. Простота, ясность, чистота оказались зафиксированы для одного времени, а время пошло дальше. Культура остановилась в развитии, а без развития культуры не живут. Там же, в Багдаде, душа и отлетела. Там же закончилась и культура. Турки со своим военным хайтеком были ее цивилизацией. А потом наступил вневременной сон. Остались только четкие текстовые инструкции. И роскошь, как неизбежный признак упадка – там, где возможно.

7. Душа революции

Есть признаки революции – например, массовое перераспределение жизненного пространства, обычно между классами, или серьезное изменение образа жизни. Но людям свойственно наделять революции душой. Душа революции передает и ее атмосферу, и ее ожидания – то есть содержит и матрицу оценки, и направление.

Случаются и революции без души. Если душа революции существует, она всегда оставляет культурный след. Душа революции в данном случае типичный эгрегор – она начинается с души, душа создает культуру, культура становится цивилизацией, а цивилизация сгнивает.

Для возникновения души революции нужно соответствующее видение мира. Китаец может понять необходимость революции; но китаец никогда не сможет понять эстетики революции, для него революция есть нарушение гармонии, для понимания эстетики революции нужно чувствовать эстетику динамики.

Сложно сказать, насколько и как душа революции рождается из атмосферы революции, но определенно она рождается в атмосфере. Душа революции чаще рождается после акта революции, поскольку собственно революционный акт часто является или массовым психозом, или совершенно не революционным практическим захватом чего-либо. Душа революции может родиться на баррикадах, но оформиться в кабинетах.

Чтобы душа революции осталась жить, ей нужно дополнительно задать направление; десятилетие, например, она прожить может. Потом начинает жить ее культура. Во время русской революции о коммунизме как ее содержании никто и не думал; но душа требовала выраженной широты. Коммунизм был одним из пыльных кабинетных проектов, который тихо-мирно лежал, пока душа революции в него не вселилась. А когда брали Зимний, никто не думал о его символическом значении.

Эгрегор Русской революции явился не на пустом месте. Его призывали. Этим занималась и интеллигенция, этим занимались и православные сектанты. Да и сами революционные организации были очень похожи на религиозные секты. Все эти люди создали целую атмосферу революции; нужно было действие, чтобы эгрегор родился – оно произошло в 1905 году с расстрелом питерских рабочих. Как момент атмосферы, как элемент неприятия существовало психологическое отрицание души Петербурга, как чуждой и довлеющей над страной; это отрицание было общим. Возможно, есть какая-то метафизическая закономерность в том, что все три события Русской революции произошли в Петербурге.

Октябрьский переворот в стилевом плане был малозначительным событием. Но он унаследовал душу Февральской революции, и получил душу Русской революции вообще, и 1905 года в частности. Атмосфера революции была и зафиксирована людьми, что создало импринтинг в их сознании, и была усилена творческими приемами – через действия и поэзию – что положило начало ее культуре.

Путь к высшему, в том числе к божественному, задается направлением души. Когда направления нет, божественное распыляется в окружающем пространстве, превращаясь в наборы примет и ритуалов. Душа революции может формально отвергать божественное; но поскольку она душа, она все равно к божественному стремится в том же направлении, и с иным божественным, например, с существующей религией, конкурирует. И волей-неволей принимает специфичные для своего места религиозные формы.

Революция как душевный акт сближается с актом религиозным. Очень многие революции включают в себя акт жертвоприношения. Русская революция до расстрела 1905 года ощущалась как борьба, как процесс, как атмосфера. Жертвоприношение подняло эту борьбу на уровень души.


Жертвоприношение всегда было самым эффективным способом вызвать эгрегор. «Дело прочно, когда под ним струится кровь». Но при наличии достаточных знаний и средств можно обойтись без него.

В Украинской революции жертвоприношение состоялось. Эгрегор революции сожрал небесную сотню. Эгрегор возник, но не проявился; и поскольку он не виден, многие участники ходят в недоумении, вопрошая, зачем они это нечто кормили: «Небесная сотня погибла напрасно!» Но загадывать рано: Русская революция сработала после паузы в 10 лет, когда, казалось, что все позади и событий ничто уже не предвещало. И еды для эгрегора на Украине еще достаточно.

Эгрегор можно усиливать и ослаблять с помощью обычных социальных и информационных технологий. Практики применяются самые обычные: усилители, подавители шумов, стабилизаторы. Но эгрегор все равно существует, и куда-нибудь он все равно задаст направление, и где-нибудь прорвется в физическую реальность.

У России души нет; потому душа революции разгулялась, ничем не сдерживаемая. Она вобрала в себя всю бесхозную русскую душевность.

Про Пруссию XVIII века говорили, что это не страна с армией, а армия со страной. Про Россию можно сказать аналогично – это не страна с революцией, а революция со страной. В Русской революции собственно сама Россия потерялась и исчезла. Когда революция прошла цепочку душа – культура – цивилизация и закончилась – не осталось ничего.

Эгрегоры вытесняют друг друга. Когда страна находится под влиянием эгрегора революции, в определении возрасте ее культуры можно ошибиться, ее культурный возраст определяется сначала революцией – пока инерция революции жива. Если эгрегор страны существует, революция не входит в свою позднюю стадию, заранее передавая определяющую роль эгрегору страны. График революции накладывается на график культуры-цивилизации, создавая на нем отдельную вершину. В России вытеснять было нечего, отсюда и невероятная сила революции.

Русская революция в том виде, как она случилась, не могла не победить; в душевной пустоте оны была единственным душевным наполнением. альтернативы просто не было.

Душа – это вектор стремления, и душа – это матрица оценки. В основном душа революции – это первое, это направление.
Душа Русской революции есть очищение, очищение не только от врага, не только от скверны мира, но и от всего неявного, очищение космического уровня.

Отсюда и инерция революции, которая Россию слишком хорошо зачистила, почти до основания. А в крестьянских действиях душа очищения проявилась максимально – в сожжении поместий, в очищении огнем.

В России не было каких-либо принятых форм выражения души, кроме христианских. У Русской революции соответственно тоже не оказалось других форм. Поскольку в Евангелиях никаких интересных форм не нашлось, взяли Апокалипсис в качестве инструкции. И сделали, получилось. Апокалипсис в отдельно взятой стране определенно удался.

НЭП был обычной политикой, экономически эффективной. Но именно потому, что он был обычной экономической политикой, лишенной души, он многими участниками был оценен как предательство души Русской революции.

Душа революции не имеет отношения к ее кровожадности. Душа всегда чиста. Уровень кровожадности зависит от накопленного уровня ненависти и прочих чисто практических, измеряемых вещей.

Души вещей, как и души вообще, направлены только ввысь – не бывает душ, направленных вниз. Вниз направлены разбираемые на уровне биологии патологии. Души как раз поднимаются над телесным, вырываясь из телесного. И потому рациональная критика души революции не воспринимается.

Главная метафизическая ось космоса вертикальна и вечна: на вершине – душа, а внизу - дерьмо. Видеть всю ось сразу – для редких избранных; и Блоку в «Двенадцати», и Есенину в «Стране негодяев» увидеть удалось. Проблема видения всей оси касается не только наблюдателя; революционера – в еще большей степени.

Французская революция сопровождалась огромным количеством мерзостей и безобразий; но на душу революции это совершенно не повлияло; направление ввысь остается направлением ввысь, независимо от того, что происходит внизу.

Душа французской революции - раскрытие человека во внешнее пространство. Праздничный выход на публику. Революция – это праздник. Прекрасной Франции соответствует прекрасная революция, что вызывает резонанс душ даже при их видимом конфликте.

Душа революции находит резонанс в душе Франции: после поражения профессиональной армии, после перехода командующего к противнику - 20-миллионная Франция создает армию в 400 000 солдат – это проявление резонанса души; это что-то сработало. Между делом Европу разнесло, мир стал иным, а история разделилась на «до» и «после».

Существует мнение, что войны или революции определяется экономическими причинами и массовыми психозами. Для войн и революций экономические причины действительно существуют; но участие в войнах и революциях определяется чисто метафизическим параметром, таким, как душевный настрой. Массовый психоз не создает культуру, и революция, ограниченная массовым психозом, заканчивается ничем. Че Гевара очень тонко заметил и расписал разницу в настроении, которое реально все определяет. На Кубе хотели революции. Но не было оружия. В Заире оружия было предостаточно. Воевать никто не хотел; точно так никто не хотел воевать в Боливии.

Одни революции оказываются великими, а другие – сюжетами анекдотов. Дело в душе – есть ли у революции душа. Мексиканская революция была революцией с чувством, но без души. Семь лет друг друга резали, а закончилось в общем ничем, и от революции ничего не осталось. Это справедливо не только для революций, но и для самых разных иных проектов.

Душевное стремление направляет к высшему собственно врожденное стремление человека, которое есть перенаправление инстинктов при наличии энергии. Душа явления позволяет подняться выше; падение и собственно нахождение внизу – это естественное, но животное, это животное, но не позволяющее выжить в мире конкурирующих групп. Сложность обычно побеждает. Одни народы пасут другие народы; и те, кто имеет более высокую душевную организацию, обычно пасут тех, кто имеет организацию низшую. И одна из причин – высшие могут познавать низших, а низшие высших – нет.

Революция меняет культурный стиль. Французский классицизм был по сути подделкой – в революционное время он превращается в ампир. Русская революция обращается к футуризму в самых его различных формах. Но когда инерция революции проходит, происходит возврат к прежнему стилю. Франция возвращается к детализации в неоклассицизме, а Россия сначала возвращается к сталинскому ампиру и сталинскому неоклассицизму в лице девушки с веслом – туда, где она была при царе, а потом догоняет мир с его «черным квадратом» в архитектуре чисто из подражания и дешевизны. Интересное совпадение с Францией: стиль немецкой фашистской революции – это тоже классицизм и тоже имперский стиль, то есть снова «ампир»; планировался даже свой «Пантеон». И в России построили два «Пантеона»: Новосибирский театр оперы и балета и Планетарий.

Ранее говорилось про душу арабской революции, которая создала Халифат и Багдад как культуру. Душа исламской революции – простота, ясность, чистота. Очень похожая душа была у Английской революции, но гораздо слабее. А слабее она была потому, что у Англии как страны была своя сильная душа. Эгрегоры конкурируют, эгрегор страны оказался сильнее и быстро победил. Культуры английской революции просто не видно; соответственно, не было и столкновения культур.

Культура США – тоже культура революционная; до революции было только подражание образу жизни. Но нельзя долго жить революционными правилами; в наступившем пост-революционном затишье переход к цивилизации-империи свершился по историческим меркам мгновенно, и столь же мгновенно цивилизация скатилась в культурную пустоту. Революционная душа объединяет Арабский Халифат, СССР и США; и это предполагает исторически быстрое завершение проекта.

Душа распространяется и тем поддерживается через все проявленные формы. Форма пытается соответствовать содержанию, содержание воспроизводит под себя форму. В этот процесс вмешивается историческое время, которое требует постоянной коррекции культуры, чтобы она оставалась живой. Есть множество идей, как сохранять культуру дольше, равно как ее быстро потерять. Но все эти технологии – корректирующие; революция является самым сильным средством культурного развития, но культурный успех революции имеет не высокие шансы.

Революция может создать государство. И некоторое время душа революции может жить в этим государстве, создавая культуру. Так произошло с Арабской революцией и с русской революцией. Но души революций жестко привязаны к историческому времени. Они не переживают смену исторических времен. Их культуры застывают и не способны к развитию.

8. Душа города

59449_600

Чем больше феномен, тем менее детален его эгрегор. Культуры-цивилизации имеют минимум душевных элементов. Поэтому душа культуры-цивилизации проста, но ее чрезвычайно сложно уловить, тем более представителю другой культуры. В человеке этих элементов максимум, потому сложно разобраться, оттого и «душа-потемки». Возможных элементов человеческой души множество, и из них трудно выбрать. Самый простой элемент оказывается в середине. Это город. Его душа обычно открыта.

Монмартр был дешевым районом Парижа. Поэтому богема – а богема – это именно бедные творческие люди – снимала там чердаки и комнаты. Художники, писатели, поэты. Возникла тусовка. Люди знали друг друга, общались, любили, что-то организовывали. Эта совокупность связей и отношений и создавала душу Монмартра. Монмартр стал престижным местом. Цены выросли, и разного рода торгово-конторская буржуазия стала скупать эти чердаки. А художники-писатели уехали на Монпарнас. Буржуазия все скупила, а потом впала в недоумение: а что вообще это было, и зачем это вообще все? Чем оказался Монмартр? Чердаки и прочие полусарайные помещения за тройную цену. Их и скупили. А душа места ушла. Да даже если бы и не ушла – буржуазия все равно бы её не заметила: она не чувствовала душу места – она слышала рассказы об этой душе. А немногочисленные понимающие представители буржуазии ездили сюда «заряжаться» «энергией».

Души взаимодействуют. Душа революции жила во Франции долго, переходя от одной революции к другой. Парижская коммуна имела множество причин, но вспыхнула она именно на Монмартре. Сила места была настолько сильная и настолько явно воспринималась, что после подавления Коммуны над Монмартром построили с целью «очистки места от эгрегора» особую церковь, Базилику Сакре-Кёр, которая тоже стала одним из символов Парижа. И стоит она над Монмартром, и кругом – тишина...

Место включает ассоциативный ряд. В этом ряду возникают как приятие-неприятие, так и чувство направления. Последнее – это не потребность двигаться; это движение души, которая на чем-то акцентируется и стремится почувствовать этот акцент. Далее этот акцент может вдохновить на действие.

Когда говорится о душе места, например, города, подразумевается, что душа человека как-то взаимодействует с душой города. И есть нюансы. Чеховское "в Москву, в Москву!" означает совсем иное, чем «в Москва плитка класть, и кафель». А Раскольников – это же персонифицированная душа Петербурга. Русские не любили эту душу, подбирая под нее обычно негативные ассоциации – бездушная, казенная, бюрократическая. Нужно добавить – психически очень нездоровая, что было впервые отмечено еще в «Медном всаднике».

Душа города возникает в процессе строительства нации и постепенно отмирает при превращении нации в массу. Города массы не имеют души; душа города содержится в его людях, а люди-детали и люди-функции массового общества – они сначала детали и функции, а потом только люди. Их видение мира ограничено функциями и деталями, и это не душевное, это историческое, отрицающее душу. Они не обладают достаточной широтой восприятия в силу приобретенной специализации, и не могут понять души города. А не понятая душа города не может существовать. Сначала город утрачивает душу, а потом превращается в набор стандартных коробок, где нет людей как чего-то интересного, есть только человейник, механицизм и физиология. В истории есть множество «городов», являющихся по сути собранием деревень, где городской души вообще никогда и не было. И много великих городов, где эта душа была, но прошла.

В поздние исторические времена все города воспринимаются людьми с тонкой душевной организацией как что-то негативное, а столицы, в которых душа когда-то сосредотачивалась – вообще как зло. Именно потому, что это не города – это бездушные руины культуры, постепенно превращающиеся в руины цивилизации. В городе должна быть жизнь, и когда жизни не видно, это вызывает отторжение у всего и всех, что на жизнь так или иначе направлено.

Уходя, душа города уходит навсегда. Нельзя восстановить Монмартр, как впрочем, и Париж. Нельзя наловить где-то художников-поэтов и выпустить в нужном месте.
В плане культурном никогда не нужно что-то спасать. Само возникновение идеи спасения говорит о старости культурного феномена, и значит, об обреченности.
От настоящего культурного феномена отказаться нельзя, он не отпустит. От культурного феномена, если он кажется живым ,но таковым не является – страны, города, квартала – можно только отказаться, чтобы создать что-то новое. Оживить нельзя.

Душевному городу нужны люди со сходным видением; если у горожан не будет общего видения, душа города не возникнет. На базе видения возникают приятие-неприятие и стремления. Это стремление может быть и национальным, и национально-революционным; при чисто революционном город может обзавестись душой несколько позже, но это будет уже иная история. Далее возникает атмосфера; а в атмосфере рождается душа города.

Город может возникнуть стихийно, город может быть построен по плану. Идея города – это предложение; город всегда что-то предлагает. И чем шире это предложение, чем сложнее выбор предложения – тем больше шансов у собственно предложения стать городом. Какая идея – такая и атмосфера; бывают атмосферы вообще непригодные для жизни. Город предоставляет возможность раскрытия творческого потенциала; и чем больше таких потенциалов будет раскрыто, тем более шансов, что атмосфера, в том числе связей и культурных моментов, возникнет. Для Монмартра хватило низких цен на аренду и отсутствия конкуренции со стороны существующих отраслей; но, правда, это все-таки был Париж.

В нужное место людей приводит именно стремление души, которое в первые исторические времена, которые и последние, всегда идет за стремлением к жизни. Есть только один вариант: организовывать жизнь максимально близко к правилам жизни. И тогда появится шанс, что в этой жизни заведется душа.
Изображение
Жду тьмы прихода,полная луна
бросает тайны тень, и я посмею
проклятые промолвить имена...

Вернуться в ЭГРЕГОРЫ

Кто сейчас на форуме

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 3


@Mail.ru