Регистрация




ЛЮДИ МАСКИ
Последнее сообщение Медея
10 июл 2023, 12:56

МЕНТАЛЬНЫЕ ЛОВУШКИ НАШЕГО УМА
Последнее сообщение LisTigerWolf
30 июн 2022, 01:25

Лучшие способы самомотивации.
Последнее сообщение Borga
18 янв 2021, 21:26

Что стало результатом взрослой тревоги?
Последнее сообщение Borga
12 ноя 2020, 20:10

Приоритеты на дороге жизни
Последнее сообщение Borga
09 сен 2020, 11:21

ОБРЕТАЯ СЕБЯ, НЕ ОПРАВДЫВАЙСЯ
Последнее сообщение Borga
03 июл 2020, 11:17

Почему нельзя сжиматься в комочек после стресса
Последнее сообщение Borga
03 июл 2020, 11:13

Упражнение «Метод решения проблем»
Последнее сообщение Borga
01 июл 2020, 09:15

Синдром отложенной жизни
Последнее сообщение Borga
02 июн 2020, 10:11

Ракушка обиды: попробуйте разжать!
Последнее сообщение Borga
28 апр 2020, 07:41




гороскоп


Фазы Луны (Москва)




Праздники славян

Языческие праздники

Православные праздники



Важные объявления!

МЫ ТЕПЕРЬ НА
Пожалуйста зарегистрируйтесь чтобы увидеть ссылку

ТРЕБУЮТСЯ МОДЕРАТОРЫ ЗДЕСЬ!

ОБУЧЕНИЕ viewforum.php?f=1447

ГРУППА ТЕЛЕГРАММ
Пожалуйста зарегистрируйтесь чтобы увидеть ссылку
контакт
Пожалуйста зарегистрируйтесь чтобы увидеть ссылку


Гнев как внутренняя трансформация

статьи для самосовершенствования
ДИАГНОСТ
Аватар пользователя
Сообщений: 916
Зарегистрирован: 19 мар 2018, 13:53

Гнев как внутренняя трансформация

Сообщение СИЛЬФ » 18 дек 2018, 20:25

Роль гнева в психическом развитии, особенно в динамике таких ужасных переживаний, которые способны разрушить все поступательное движение жизни, давно известна. С древнейших времен о гневе писали такие латинские ученые и поэты, как Сенека и Плутарх. В своей недавней работе "Гнев и агрессия" Джеймс Р. Аверилл сообщает, что примерно 90 лет назад выдающийся американский психолог Дж.С. Холл насчитал около 2200 состояний гнева, описанных в его исследованиях. На сегодняшний день различные школы психологии активно изучают гнев и обсуждают, как с ним бороться, как избавляться от него и как использовать. Принимая гнев в качестве базового человеческого переживания, нужно сформулировать юнгианскую точку зрения и признать витальную роль гнева в процессе внутренней трансформации, называемой индивидуацией.
В своей клинической практике я не раз сталкивался с сущностной дихотомией в архетипическом комплексе гнева. Эта дихотомия относится к противоположным измерениям интрапсихического опыта. Один из аспектов этой дихотомии характеризуется возбуждением, горячей эмоциональностью, которая вызывает прилив крови к лицу и рукам и толкает нас к импульсивному и нежелательному отыгрыванию вовне. Другим аспектом являются разные сердечные боли, ледяное спокойствие эмоциональной отстраненности, заставляющее нас закрыться в себе, фантазировать о мести и пассивной агрессии. Помимо описанных видимых различий, эти противоположные состояния связаны невидимыми отношениями.

Существует много других значимых признаков, помогающих распознать гнев. Мне все в большей степени становится понятным, что архетипический комплекс гнева включает в себя два разных психологических переживания. Одно – это бешенство или ярость, инстинктивная реакция, которая происходит автоматически и бессознательно, обычно в ответ на ощущаемую угрозу. Другое – гнев, сознательно переживаемое состояние, связанное с чувством справедливости, выбора и дифференциации. Ярость затопляет эго, в то время как гнев сообщает эго что-то жизненное и необходимое. Вспышка ярости удаляет символические процессы и размывает границы между нами и другими. С другой стороны, гнев способствует осознаванию себя, внутрипсихической динамики и межличностных отношений. Тем не менее, ярость и гнев взаимосвязаны в процессе психологической трансформации. Ярость – инстинктивная основа гнева, в то время как гнев – гуманизированное и символизированное выражение ярости, интегрируемое в эго-сознание в результате рефлексии своих переживаний. Эта рефлексия может включать в себя аффективные, когнитивные (или понятийные) и имагинальные (образные) элементы.

Второй важный признак – это то, что гнев и агрессия не идентичны с психологической точки зрения. К примеру, как отметил Сенека:

…теперь следует учесть, что у тех людей, которые по природе своей жестоки и получают удовольствие от кровопролития, так что в порыве злости убивали невинных, которые им не причинили вреда и даже не думали об этом… проявлялся не гнев, а брутальность; гнев приводит не к причинению вреда, а к получению ущерба для самого гневающегося… Целью тех людей является избиение или искалечение не ради мести, а ради удовольствия.

Гневливые и разозленные люди, разумеется, часто могут быть агрессивны и даже садистичны, но это касается далеко не всех.

Более того, исследования показывают, что несдерживаемый катарсис яростных и агрессивных чувств не способствует их ослаблению или превращению ярости в гнев. Фактически, в большинстве случаев такой катарсис ведет к чувству самоуничижения и депрессии вместо усиления своей идентичности. Сделанный вывод весьма контрастирует со следующим наблюдением, что гнев в качестве осознанного отношения явно повышает самооценку. По иронии судьбы, именно катарсис обычно преподносится в качестве рецепта обращения с гневом. Но подобный катарсис не дает желаемых изменений, от него даже становится хуже – он усиливает ярость. Постоянное повторение выражения необдуманной ярости только загоняет нас в ловушку неосознаваемого цикла сбрасывания нервного напряжения, что делает нас еще более яростными, причем чаще и легче с каждым кругом. Ярость напоминает инстинктивную или, в юнгианской терминологии, архетипичную одержимость, потому как не оставляет места для сознательной рефлексии ее символического значения. Ярость не смягчается до гнева.

Третий важный факт – то, что гнев и депрессия не являются отражением друг друга. Депрессия не объясняется банальным психоаналитическим трюизмом, что она есть «обращенный на себя гнев». Депрессия может, конечно, возникать, когда гневу не удалось устранить преграды, встающие на жизненном пути, хотя депрессия, как и гнев, может быть выученной стратегией того типа, который Селиман описала в своей работе по выученной безысходности. Выбор стратегии зависит от культурных, конституциональных и даже архетипических факторов.

Более того, я обнаружил путем клинического опроса, что большинство пациентов способны отличить яростное состояние от гневного и, за некоторыми исключениями, осуществляли выбор, оставаться ли в состоянии ярости или погрузиться в размышления, чтобы превратить свои сырые переживания в гнев. Этот момент выбора, занимающий долю секунды, определяет усиление или уменьшение сознательности. У одних этот момент короче, у других – длиннее. Следовательно, между действием и реакцией существует некое психическое пространство и время, когда у человека есть возможность быть сознательно вовлеченным в любой степени в свою чувственную жизнь. Как если бы гнев содержал внутри себя зародыш своей собственной трансформации, переносимый в эго в момент сознательного выбора.

Эту точку зрения подкрепляет древняя мудрость, что если избегать двух крайностей ярости – ее несдержанного проявления и полного подавления, – то это эмоциональное состояние остынет и перерастет в гнев с четко дифференцированными мыслями, фантазиями, идеями и интерпретациями. В этом естественном процессе эго-сознание выдерживает дистанцию и не идентифицируется с яростным нервным возбуждением. Это отдаление и охлаждение – естественная основа для трансформации ярости в гнев.

Процесс остывания, который сменяет жар ярости осмысленным сознательным опытом гнева, зависит от рефлексии. Рефлексия развивает коммуникацию между нашими различными внутренними частями, а также между нами и другими людьми. Благодаря этому связывающему характеру рефлексии гнев может стать творческим опытом, воссоединяющим части личности или людей, до той поры разъединенных. Подобный гнев, по существу, относящийся к Эросу, помогает связать до тех пор несвязанное и познать до тех пор непознанное.

Следует поднять еще один вопрос: каковы истоки яростных или гневных чувств? Существует бесконечное множество мнений на этот счет. Некоторые эксперты и пациенты приписывают его происхождение фрустрации и стрессу, другие – депривации и несправедливости. По моему мнению, гнев, рождаясь из ярости, возникает всякий раз, когда индивидуация, врожденное стремление к самореализации, блокируется или встречает серьезные препятствия. Вспышка ярости является симптомом этого внутреннего расщепления, этой боли столкновения с другими – в форме эмоционального сопротивления, праведного негодования или холодной мести. В трансформации ярости в гнев мне видится стремление психики к личностной целостности и значимым отношениям с собственным внутренним центром и другими людьми.
Пожалуйста зарегистрируйтесь чтобы увидеть ссылку

МОЙ КАБИНЕТ viewforum.php?f=1313

ДИАГНОСТ
Аватар пользователя
Сообщений: 916
Зарегистрирован: 19 мар 2018, 13:53

Гнев как внутренняя трансформация

Сообщение СИЛЬФ » 18 дек 2018, 20:26

РОЛЬ МИФА В ТРАНСФОРМАЦИИ ГНЕВА

Как и в любом сложном человеческом переживании, у гнева есть множество символических образов. Но один из мифов четко соответствует основным фактам о гневе, отмеченным выше: отличие гнева от ярости, когда два имплицитных потока энергии действуют внутри одного архетипического комплекса гнева; необходимость сдерживания и рефлексии ярости для ее трансформации в гнев; присущее гневу качество Эроса.Этим мифом является история двух вспыльчивых и склонных к соперничеству братьев, сыновей Геры, любовников Афродиты и обоих отцов Эроса – богов Ареса и Гефеста.

Будучи греческим богом войны, Арес демонстрирует многие проявления гнева/ярости. И не случайно, будучи взбешенными, мы говорим, что «встали на тропу войны». Мифографы и поэты видели мало привлекательного в Аресе и изображали его как отвратительного и агрессивного задиру. Он происходил из древней Фракии, страны, которая, говоря словами Роберта Гревса, «устраивала войны ради забавы». Любящие справедливость древние греки предпочитали агрессивность в образе Афины, защитницы свободы, в отличие от Ареса, который покровительствовал тем, кому нравятся сражения. Воинственность Афины отличалась сдержанностью и целенаправленностью действий, в то время как Арес легко впадал в импульсивность и хаос. Даже Зевс, который временами признавал отцовство по отношению к Аресу, презирал его как получающего удовольствие только от «войн и раздора». Более современные писатели, такие как великий мифолог Вальтер Отто, осуждают Ареса, называя его хвастуном, неуправляемым дикарем, постоянно жаждущим крови. Возможно, эти авторы бессознательно адресуются к необходимости бояться этого бога и деструктивности нерефлексируемой ярости. Трудно найти более сбалансированную и полную картину природы Ареса.

В мифе очень мало информации о детстве и юности бога. Он представляется сыном Геры, породившей многих детей и оставившей его одного соперничать с ее ветреным мужем Зевсом и с Афиной, рожденной им из своей головы. По существу, Арес – это плод отвержения Геры Зевсом и вызванной этим отвержением ее безжалостной ненависти. Кроме того, Арес становится угрозой Зевсу, потому что нечто от более ранней природы титанов в Гере как бы переходит к ее сыну, напоминая Зевсу о вечной вражде между расой гордых гигантов и бессмертных олимпийских богов. С такими предпосылками судьба Ареса, как бога-изгоя и драчливого неудобного существа, была предопределена.

Тем не менее, существуют свидетельства другой стороны этого архетипического образа. Имя Ареса этимологически восходит к древним греческим словам «мужской» (arsen) и «мужское семя», а также, по-видимому, имеет отношение к словам, имеющим значение «энергичное движение», «быть в ярости», «состязаться в скорости» и «встряхивать». Таким образом, психологическое состояние либидо в архетипе Ареса – это, с одной стороны, бурление и движение в качестве активного мужского творческого начала, и, с другой стороны, состояние одержимости энергиями разрушающего агрессора. Констеллируясь в качестве архетипического паттерна человеческого поведения, Арес способен активно и творчески стимулировать жизнь. Другой пример его положительной стороны можно найти в древнегреческой поэме «Гимн Гомера Аресу». Там он назван «отцом победы», «поборником справедливости» и «опорой Олимпа», что говорит о нем как о прогрессивной силе. К нему обращаются с молитвой с целью избавиться от инстинктивного страха при «ужасающем шуме битвы», как если бы в его архетипической природе было что-то прямо противоположное яростной и неистовой воинственности. В Аресе присутствует огромная возможность внутренней сдержанности и способности трансцендировать импульсивность и страсть ярости.

Этруски и римляне видели в Аресе/Марсе более благородный вид творческой активности. По их мнению, этот бог оплодотворяет все, от зерна до вина, и в его честь был назван первый весенний месяц март.

Рассматривая положительную сторону Ареса, нельзя ограничиваться его любовью к войне. Интересно понять, почему в западном сознании подчеркивается только один аспект его архетипического образа. Эта однобокость может отражать проблему нашей культуры с творческим принятием ярости и гнева. Вместо успешного исследования ярости и интеграции творческих и адаптивных аспектов гнева через внутреннюю работу мы научились потакать насилию и бессмысленной агрессии. Такое насилие и агрессия – это нетрансформированный Арес, и наша задача – контейнировать и преобразовывать его инстинктивный потенциал через внимательное участие разума.

Но что можно сказать о другом игроке в этом братском тандеме, который является основным в мистерии гнева? Речь идет о хромоногом Гефесте, чрезвычайно одаренном боге кузнечного дела, который создает дворцы и игрушки для Олимпийцев. Согласно представлениям древнегреческих создателей мифов, он, несмотря на свою важную роль, преуспел не больше Ареса. Будучи «главным мастеровым Олимпа», Гефест, как и Арес, не вписывался в окружение, был аутсайдером и презираем с рождения как Герой, так и Зевсом. Как и его брат, Гефест был рожден Герой в одиночестве и стал еще одной ее попыткой ответить на вызов Зевса, породившего Афину. И вновь попытка Геры не привела к успеху, т.к. оставшийся без отца хромоногий Гефест не улучшил положение Геры по сравнению с тем, что Афина сделала для Зевса. Таким образом, в качестве порождения ярости и неполноценности Гефест рисуется увечным и безобразным, с вывернутыми ступнями. Устыдившись, Гера выбрасывает беззащитного ребенка со стен Олимпа. Самооценка осиротевшего Гефеста падает вместе с его разбитым тельцем в глубину депрессии как в глубины океана.

Многие истории, рассказывающие о Гефесте и его подвигах, особо подчеркивают его угрюмую и мстительную природу. Это проиллюстрировано нагляднее всего на примере его мщения своей матери. Лишенный бросившей его Герой отцовства и достойного места на Олимпе, он мстит ей с помощью хитрого трюка, посылая анонимный подарок в виде чудесного золотого трона. Гера, восхищенная красотой, нечаянно садится на него, и ее руки оказываются связанными невидимыми кандалами, а трон взлетает в воздух, оставляя ее болтающейся в пространстве на виду у надсмехающихся Олимпийцев. Только обещание восхитительной Афродиты отдать себя в жены освобождает его униженную мать.

Гефест также мстит Аресу за то, что он наставил ему рога с Афродитой. Проинформированный об этом Гелиосом (Солнцем), Гефест создает золотую сеть, «тонкую как паутина, так что даже бог» не сможет ее увидеть, и пленяет любовников «на месте преступления», доказывая таким образом, что он умнее и искуснее противника.

Тем не менее, в случае с Аресом проявляется и другая сторона Гефеста. Его имя означает «огонь», и Гефеста считают «повелителем огня», - термин, указывающий на могучую и страстную энергию этого архетипического образа. Его огонь преобразует сырые или базовые материалы в изделия высочайшей красоты и, в комбинации с Аресом, формирует алхимический принцип «Марса», который для великого алхимика Парацельса был огнем, который «ускоряет природу» и подпитывает топливом «великую работу опуса», или индивидуации.

Талант Гефеста в некоторой степени компенсирует его участь скрытного изгоя. Существовало великое требование к его прекрасным и полезным творениям – они изготавливались из золота, великолепных драгоценных камней и металла, которые приводили в движение всю вселенную (подобная броня была сделана для Ахиллеса). По указанию Зевса он создает несущий беды ящик Пандоры с целью низвергнуть Прометея, отомстить ему за кражу огня. В искусных изделиях Гефеста проявляется творческая фантазия, присущая этому архетипическому паттерну. Греки восславили его в «Гимне Гомера Гефесту», в нем они пели о том, как он «научил человека работать»; Боккаччо позже назвал Вулкана (латинское имя Гефеста) «основанием цивилизации».

Арес и Гефест, когда их рассматривают как две стороны одного архетипического образа инстинктивной ярости и гнева, обнаруживают потенциал для творческой трансформации. В их природе заложена психологическая возможность перехода ярости в гнев, что производит цивилизующее и гуманизирующее воздействие на психику в целом.

Чтобы связать эти архетипические черты с человеческим опытом, надо рассмотреть их проявления в нашей жизни. Арес в нас – это огненное, полнокровное биение яростной страстной активности, ее горячая эмоциональность. Хотя временами его энергия бывает негативной и агрессивной, она придает направленность и настойчивость творческим изменениям. Арес и его либидо разрушают устаревшие ценности и ригидные защиты, открывая путь для обновленных, более перспективных психологических состояний. Арес видится катализатором, сначала разрушающим отжившее и тормозящее, а затем обновляющим наше ощущение силы жизни. Делая это, Арес как бы вовлекает нас в жизнь, чтобы она была познана и принята нашим дремлющим я и всеми вокруг. Арес насылает горе и муки, когда нашу страстную натуру не замечают и когда нас не признают и отвергают. Через его ярость мы узнаем свою потребность отвоевать место в жизни и стать тем, кем мы являемся.

Гефест, с другой стороны, привносит в ярость изобретательность и творческую фантазию. Если Арес пылает в сфере внешней активности, то Гефест пылает изнутри, в сфере воображения. Во время вспышки ярости ее архетипическое воздействие проявляется в мучительных постыдных мыслях и чувствах, фантазиях и импульсах, которые сжигают наш разум, погружая нас в самих себя и разрушая привычное ощущение благополучия. Мы познаем наковальню Гефеста в своей душе множеством способов – через приступы унижения, наводняющие нас фантазии мести или пассивно-агрессивные умственные манипуляции, проявляющиеся в навязчивом поиске причин и смысла тревожащих событий. Конечным результатом может стать эмоциональная отстраненность.

У некоторых людей уход либидо внутрь, происходящий, когда они захвачены этими прото-образами гнева, проявляется в виде депрессии. Как было в случае Гефеста, который принес человечеству инструментарий цивилизации, подобное сгущение либидо содержит в себе возможность нового творческого шага в самопознании, трансцендирующего инстинктивный гнев. В этих двух братьях, в их мучительных страстях и тяжкой доле изгоев, содержатся семена глубочайшей связи с жизнью. Но в одиночку они не могут стать повивальной бабкой творческого потенциала, присущего их натурам. Причина в том, что они сами являются продуктом «половинчатости» «фрустрированного драйва (влечения) к своей самости». Анализируя образ Геры, Кереньи показал ее направленность на реализацию в браке. И когда она отдаляется от Зевса, оба супруга становятся неполноценными, а психологическая цельность их брака безнадежно распадается.

Это описание можно отнести и к ее сыновьям. Все трое несут в своем архетипическом образе мучительное чувство отвержения, отрезанности от какой-то очень важной части их природы. Каковы последствия этого отвержения? Это ярость, угнетающий опыт отчуждения и изоляции. Невыполнение королем супружеских обязанностей перед королевой толкает ее и ее сыновей к ярости, разрушительная эмоциональная сила которой возникает из неполноценности и блокирует индивидуацию.

Но как исправить последствия таких семейных отклонений? Миф опять дает нам ответ – в образе очаровательной и гармонизирующей Афродиты, богини красоты и любви, воплощающей в себе архетипический баланс и являющейся вместилищем горячих, неистовых энергий тандема Ареса-Гефеста. Она – богиня, которая «соединяет контуром любые части» и «растворяет противоположности в единстве». Эти способности принадлежат ее природе, потому что она сама по себе дитя диких разнонаправленных сил. Согласно наиболее популярной версии ее рождения, Афродита вышла из пены морской, возникшей от смешения гениталий ее отца Урана, которые были отрублены в гневе его сыном Кроносом, и холодного материнского моря, куда Кронос их выбросил. Появившись таким образом, Афродита не чужда жестокой агрессии, она также знакома с мрачной депрессией, происходящей от злобного Урана, который в гротескном акте сворачивания либидо запихал многих своих детей обратно в чрево их матери Геи.

Мотив связывания и потребность быть связанным играют важную роль в динамике ярости и гнева, в данном случае эта роль отрицательная. Вспомним Гефеста, который связал свою мать Геру на золотом троне и который поймал сетью тайных любовников Ареса и Афродиту в объятиях, доказывающих их вину. И не была ли для Геры нехватка уз брачной верности тем, что обрекло ее на мучительную половинчатость (имеется в виду отсутствие другой половины – Зевса) и безумную ревность?

Мы можем увидеть, как эта тема развивается в этимологии слова «гнев». Корни этого слова в таких образах, как «туго вытянутый», «сжатие» и «удушение», а также в таких сильных эмоциях, как горе и мука.

Здесь становится ясным, что в феноменологии проявлений гнева и ярости есть описание психологического сужения, как если бы внутреннее и внешнее чувство свободы было сжато до состояния, близкого к смерти. В момент ярости гибкость теряется, утрачивается способность эго регулировать психологическую дистанцию, не оставляя возможности для бесстрастной рефлексии. Это сжатие происходит и в теле, оно отдается в грудной клетке, вызывая боль, как при ангине (Аристотель определял гнев как теплую жидкость или кровь, кипящую вокруг сердца) или боли в животе в форме спазмов и колитов. При проявлении ярости можно наблюдать натяжение кожи на руках и лице. В некотором смысле, наша физиология несет эти эмоциональные напряжения и трудности наподобие брони, что могла быть изготовлена Аресу его умелым братом.

«Связывание» Афродиты совершенно иное. Это нежные узы любовных объятий, которые не разделяют людей, но помогают им преодолеть противостояние. Ее шарм и красота освобождают от оков войны и умиротворяют конфликтные энергии братьев. Афродита приносит в мир удовольствие и радость, которые мы постигаем, когда приходим к полному принятию себя и других, что позволяет почувствовать огромную ценность нашей души. Она совершает это чудо, потому что она является богиней всеобщей любви (Афродита Пандеймос), даже для таких неудобных богов, как Арес и Гефест. Как функция психики, Афродита выражает желание соединить инстинктивное с миром человеческого опыта через придание персонализированной формы и направление дикой энергии братьев. Именно она придает возникающим образам гневного хаоса чувственность и внутреннее обаяние, что делает эти образы «реальными в психическом и смысловом отношении» для эго-сознания.

Наделяя архетипический гнев надеждой на личную связь с его скрытыми исцеляющими образами, Афродита делает возможным для эго открыться, войти в контакт и пережить движения души, найти форму и выражение для непонятых и отвергнутых аспектов гнева. Таким путем может быть воспринята сознанием обычно не замечаемая креативность гнева. Вот почему Афродита принадлежала как Гефесту (в качестве законной жены), так и Аресу, будучи любовницей, равной ему на поле любви.

Из этого любовного треугольника появилось дитя Афродиты, но права отцовства предъявлялись двумя отцами. Его назвали Эросом. Первоначально он был даймонием, творческим духом, помогающим создавать мир в начале времен. В более поздней версии Эрос стал сыном этих двух богов и занял особое место в греческом пантеоне. Он связывает безликие силами начала мироздания с более очеловеченным и персонифицированным миром богов и богинь. Двойная природа Эроса критически важна для перехода ярости в гнев. Этот процесс включает рождение сознательного порядка из хаоса архетипических сил. И задача Эроса в качестве творческого духа – в создании связи между архетипическими или надличностными аспектами психики и более гуманизированным миром личностного, миром сознательных взаимодействий. Поэтому Эрос – бог связей.

В качестве психологической функции Эрос выступает посредником и связывает различные сферы внутреннего мира. Он стимулирует и запускает интеграцию наших различных персональных проявлений и процесс гуманизации архетипических энергий. Следовательно, он служит интрапсихическим средством развития самосознания. Поэтому он включается в моменты усиления или ослабления сознания. Как посредник, Эрос констеллирует особый тип психической предрасположенности. Его активность ощущается, когда поведенческое и инстинктивное выражение прерывается и перенаправляется прямо к символическому опыту без участия нашего осознанного намерения. Это переориентация может быть случайной и приводящей в замешательство, может происходить прямо во время совершения какого-нибудь поступка, останавливая наше отыгрывание ярости вовне или внутрь так, что мы сможем уловить или отрефлексировать наши заряженные мысли, яркие образы, мимолетные чувства или скрытые фантазии. С одной стороны, внезапное рождение осознания из инстинктивной реакции можно приписать проделкам Эроса в качестве творческого духа. С другой стороны, эта способность Эроса может быть следствием его родства с Гефестом, который также умел превратить бесформенное и хаотичное в упорядоченное, а сырое – в обработанное. Схожая двойственность проявляется в способности Эроса вбивать психологический клин между действием и противодействием. Его способность вторгаться в непроизвольные проявления и приносить осознание – свидетельство функции Эроса как управителя природных сил, а также его сходства с Аресом, который приказывает нам включиться полностью и осознанно в поток жизни.

Но, как сын Афродиты, Эрос превращает «директивные действия … в недирективные и творческие» и «через развитие внутреннего пространства, времени и воображения… психический мир реализуется». Делая это, он продолжает работу своей матери, которая заключается в превращении внутренних образов в психически реальные через соотнесение эго-сознания с внутренним смыслом, содержащимся в хаосе гнева. Он освобождает от напряжения гнева и приносит то осознание, в котором мы более четко воспринимаем, взаимодействуем и символически постигаем образы Афродиты, пропитанные чувственностью и очарованием.

В мире психической реальности Эроса рефлекторное высвобождение ярости может быть остановлено, и раздражение может превратиться в осмысленную позицию. Инстинкт и архетип становятся более личными, приводя к полному эротическому вовлечению в события человеческой жизни через смотрение и слушание, чувствование и познание, страдание и принятие сути ярости. Только потом, после полного принятия этой сути сердцем, смысл становится ясным и напряжение проходит.

Эрос помогает нам полюбить гнев, с которым поначалу так сложно примириться. Афродита же начинает этот процесс, заключая этих внешне непривлекательных братьев в свои объятья. Она охлаждает их неистовый жар, превращая его в более осязаемые и различимые образы. Затем Эрос организует наши души для работы, осваивая то, что ею уже сделано. Если Афродита придает энергии Ареса и Гефеста психологическую наполненность, образную силу и особенную красоту, то Эрос включает ее смысл, давая, таким образом, ранее отвергнутому творчеству доступ в сознательную жизнь. Вот каким образом ярость возвышается до гнева.
Пожалуйста зарегистрируйтесь чтобы увидеть ссылку

МОЙ КАБИНЕТ viewforum.php?f=1313

ДИАГНОСТ
Аватар пользователя
Сообщений: 916
Зарегистрирован: 19 мар 2018, 13:53

Гнев как внутренняя трансформация

Сообщение СИЛЬФ » 18 дек 2018, 20:27

ИМПЛИКАЦИИ

Перед рассмотрением клинического применения представленных идей позвольте мне повторить основной тезис. Чувственное состояние, называемое гневом, является архетипической парадигмой, задействующей нескольких богов и богинь. Эти архетипические персонажи лежат в основе эмоционального опыта ярости и, следовательно, гнева. Главной причиной гнева является ощущение себя неадекватным и нелюбимым. Гера, отвергнутая королева Олимпа, и два ее вспыльчивых сына, Арес и Гефест, являются здесь главными героями. Гера из-за обиды на бросившего ее Зевса является источником чувства несоответствия, в котором Арес и Гефест представляют две крайние точки. Арес персонифицирует агрессивный импульс ярости, стремящийся проявиться вовне, а Гефест воплощает противоположное движение, направленное внутрь себя. Там, где Арес толкает к физическому выражению нашего гнева (что соответствует динамическому аспекту), Гефест являет собой психологическую возможность трансформации этой страсти в осмысленный продукт (статический аспект). Для трансформации этим двум персонажам необходима сдержанность, иначе они останутся бессознательными и протосимволическими. Афродита, как архетипический сосуд, и Эрос, как средство доступа к сознанию, обеспечивают гуманизацию, превращение ярости в гнев. Сдержанная ярость принимает символическую форму и может быть воспринята сознанием человека.

Я заметил, что эта трансформация протекает через три последовательные стадии, подобные трем стадиям в алхимическом опусе – «нигредо», затем «альбедо» и, наконец, «рубедо», - символической системе, описывающей рост и развитие нашей внутренней жизни. В стадии «нигредо», фазе погружения во тьму, происходит первое столкновение с хаосом ярости. В терапии это период, когда персона пациента и защитные механизмы начинают разрушаться, и свирепое мрачное вторжение детей Ареса Фобоса (страха) и Деймоса (ужаса) затемняет сознание. Пациент захвачен горем и муками от потери тестирования реальности, а также массивной проекцией на других своего злого внутреннего хаоса.

В течение этого времени либо пациент работает над яростью/гневом как над центральной темой терапии, либо продвигается через ситуационный опыт проявления ярости, причем ярость может породить множество соматических симптомов. Это может быть бесцельное, неосознанное возбуждение, блуждающее мышечное напряжение, сердечно-сосудистые нарушения, расстройство кишечника, яркие вспышки, головная боль или сжатие кулаков. Другими симптомами могут быть нервный срыв в адрес невинных случайных свидетелей, пассивно-агрессивные манипуляции, обсессивные самообвинения или самооправдания, или даже проявления забывчивости и сонливости. Во всех этих проявлениях мы можем узнать влияние отвергнутых братьев: Ареса, который порождает желание все уничтожить, и Гефеста, который заключает нас в «тюрьму» глубокого упадка сил и заторможенности. Часто эти симптомы блокируют все психологическое понимание. Здесь пациенту кажется, что выхода нет, все вокруг кажется отвратительным, так что даже аналитику нельзя доверить исполнение заветных желаний или заполнение мучительной пустоты. Это хаос алхимической «первичной материи», который ярость бесцеремонно вываливает у наших психических дверей. Только когда мы отважно встречаем это полное одиночество и хаос, принимаем и интегрируем их, мы может найти какое-то облегчение и сформулировать смысл.

Вместо адекватного ответа на этот вызов аналитик может защищаться против прорыва этих неприятных инстинктивных состояний посредством отрицания его потенциальной значимости для пациента и посредством выполнения роли «хорошей матери», предлагающей панацею быстрого и неразборчивого любящего одобрения. Интеграция ярости не означает ее отбеливания таким способом. Интеграция означает быть с ней, наблюдать ее и уважать ее реальность, выслушивая ее отчаянные вопли. В большинстве случаев эта интеграция не достигается ни пациентом, ни аналитиком, и поэтому их ярость становится невыносимой и извращенной, лишенной возможности сыграть свою творческую роль в индивидуализации. Творческая сторона этой архетипической конфигурации подавляется, так что Арес и Гефест остаются в их адском, бессознательном, инстинктивном заточении. Слова: «Будь хорошим, не воюй, не говори эти ужасные вещи» - это ритуальные заклятия для усмирения злости. На самом деле они означают: «Я не хочу слышать или видеть эту ярость, потому что я не выдерживаю ее энергии и нуминозности».

В этот момент аналитик должен не прятаться от ярости, но поощрять ее архетипическое излияние, а также отражать ее необходимыми аналитическими методами и техниками с целью внесения осознанности и постижения ее скрытого смысла. Это отражение не есть отражение матери, но воплощение Афродиты в аналитике, дающее ему возможность увидеть центральный смысл в этих пугающих и неприятных симптомах. Здесь идет речь о воплощении Афродиты Пандеймос (Всенародной), чье сострадание и желание соединения распространяется на каждый из элементов психической жизни, включая скрытые и признанные негодными. Присутствие ее архетипического шарма и красоты в терапевтическом сосуде компенсирует и связывает ужасные внутренние расщепления, являющиеся сущностью ярости, но не в стиле материнского холдинга, а с эмпатическим намерением соединиться и создать новую жизнь из неистовых энергий двух братьев. В алхимических терминах, Афродита – это Венера, охлаждающая соль, которая уравновешивает действие огненной серы красного Марса, конденсация обоих братьев в процессе опуса. Как отметил Юнг, она извлекает символическое значение, скрытое в инстинктивности ярости, посредством «поворачивания тела к свету» через посредничество Эроса, «принципа всеобщей связи». Афродита и Эрос делают целым то, что было разделено. В аналитическом сосуде Афродита направляет терапевтическую работу в сторону «альбедо» - фазы, в которой протообразы все больше и больше принимают форму, и в которой сознание имеет возможность постичь значение ярости.

Влияние Афродиты в начале проявляется и в чувстве доверия в аналитическом процессе, и в сострадании аналитика, так что возведенные защиты и соответствующие фрагменты персоны могут отступить, позволяя зернам смысла внутри инстинктивной ярости прорасти в сознание. Аналитик, в свою очередь, отвечает доверием пациенту, сопереживая мукам ярости, поддерживая веру в процесс исцеления, поощряя пациента вступать в контакт с появляющимися образами и предоставляя свое собственное эго и интерпретации в качестве инструмента интеграции. Здесь Афродита является тем аспектом анимы, который «воплощает рефлексивную (и) отражающую деятельность сознания», делая возможным «проживание ощутимо реальных и эмоционально действенных образов». Эти образы исцеляют, и взаимодействие с ними позволяет пациенту достичь витального ощущения своей психологической реальности. Она возвещает рождение гибкого и сильного сознания там, где ранее было только сковывающее и фрустрирующее напряжение бессознательной ярости.

«Альбедо» дифференцирует и гуманизирует, помогая пациенту строить осознанные взаимоотношения с его другими симптомами и понимать, что они не случаются с нами, а создаются нами. Без этого понимания пациент остается «эмоционально блокированным» в инстинктивной ярости, вынуждающей воспроизводить симптомы автоматически. «Альбедо» приносит сдвиг от бессознательного отреагирования вовне или внутрь себя импульсов ярости к признанию смысла ее скрытых образов. Как сказал Хиллман, «альбедо» - это «фаза, означающая отбеливание (и) отсылающая к возникновению психологического сознания и к (восприятию) фантазий, создающих реальность». Сотворение символического сознания протекает следующим образом. Работая со сном, фантазией, мыслью либо идеей, можно интегрировать эти ощутимо реальные образы, и тогда ярость братьев оказывается «обрученной» с Афродитой, а на смену изоляции приходит эросная связанность – сначала между пациентом и аналитиком, а затем у пациента с самим собой.

Предназначенные для этого различные классические техники и приемы обычно включают в себя дифференциацию внутреннего материала и рефлексию – два вида деятельности, тесно связанные с фазой «альбедо» и критически важные для гуманизации инстинктивных энергий. Часть этих методик, подобно древним ритуалам, содержат «архетипический драйв», направленный на «перемещение сознания в более глубокий слой темы». Они включают в себя активное воображение, направленное фантазирование, гештальт-терапию, психодраму, рисование, лепку и даже танец. Все они проникают в глубокие слои ярости и позволяют включить эмоциональную тенденцию к инстинктивному выражению, т.к. часто хаос ярости не дает возможность адекватной концептуальной вербализации. Через эти методики значение может дойти до сознания пациента, минуя вербальное выражение.

Другой прием – это аналитическая работа со сном (которая может включать какие-то указанные выше методики). Работа со снами – это естественный канал, через который раскрывается символический смысл ярости. Эта работа развивает воображение пациента, распутывая мешанину ярости, архетипических фигур и различных действующих факторов. Сны показывают, где и как блокирована индивидуация, не столько отвечая на вопросы, сколько умело ставя их. Образы сна, обусловленные этой архетипической конфигурацией, могут быть бесконечно разнообразными и зависят от индивидуального контекста. Однако заслуживают внимания следующие знаки: огни и кузницы, краснота и кровь, хромота и резвость, злодеи и упущенные возможности, тандемы и треугольники, бешеные собаки и голодные волки, тесные места и маленькие пятна, и, конечно, разъяренные персонажи любого рода. Достаточно сказать, что, открываясь образу как носителю потенциала ярости, персонализируя его посредством рефлексии и внимательной («любящей», на языке Афродиты) амплификации, ассоциации и внутреннего диалога, неудобная ярость начинает находить свое место внутри родовой паутины души.

Третьим приемом, который оказывается полезным, является когнитивная оценка. Это объективная, поэтапная оценка опыта ярости пациента, и она включает в себя признание его вклада, вклада других лиц и конкретные обстоятельства. Это ориентированное на реальность исследование проекций и механизмов, стоящих за хаосом событий, сталкивает пациента с конкретной реальностью и показывает его разумные или неоправданные ожидания. В таком болезненном объективном процессе перед яростью пациента как будто держат абсолютно точное зеркало, что дает ему возможность смотреть на свою ярость прямо и честно.

Последний прием на стадии «альбедо», который я бы отметил, это юмор и смех. Это, пожалуй, наиболее тонкий прием, и фактически, скорее не столько прием, сколько наилучший индикатор успешности других действий. Только когда пациент посредством терапевтической работы действительно отошел от слепой бессознательной одержимости яростью и дифференцировал свой эмоциональный хаос, может родиться настоящий смех. Преждевременное и нетактичное применение юмора аналитиком лишь увеличит чувство отчуждения, создаваемое яростью. Но в правильный момент обращение к юмору и смеху аналитиком или пациентом могут гуманизировать ярость. Юмор расширяет сознание, заземляя эго. Он является признанием другой стороны чувства гнева и заложенного в нем потенциала приносить радость освобождения от неосознанности Земная этимология слова «юмор» свидетельствует об этом: humor – жидкость, humus – перегной, humble – простой, незнатный, human – человеческий. Через юмор мы наиболее конкретно ощущаем нашу человечность, сдуваем архетипические инфляции так, что можем наслаждаться скромностью нашего существования. Афродита, согласно «Одиссеи», делает все «любя – смеясь». Гефест, с его хромоногостью, порой смешил богов, что отвлекало их от распрей. И Арес, попав в неловкое положение, пойманный в «золотую сеть» в качестве любовника жены своего брата, позабавил богов. Больше чем что-либо еще, терапевтический юмор показывает психологическую свободу, приобретенную благодаря терапевтической работе.

Третья и окончательная фаза в трансформации ярости в гнев – это «рубедо», фаза красноты, которая весьма скудно описана в юнгианской литературе, потому что эта фаза проявляется наиболее индивидуально. «Рубедо» сигнализирует о продвижении в опусе и в индивидуации от исключительной направленности внутрь себя к большему вовлечению в жизнь. На стадии «рубедо» трансформация индивидуальности пациента более не блокирована и не отрезана от мира из-за противодействия архетипических сил. Инсайты сработали, и инстинктивная энергия, освоенная через сознательную интеграцию, используется в реальной жизни наиболее взвешенным и продуманным способом. В этой стадии индивидуальность более «не отгорожена … от мира, но собирает мир в самом себе». Чувство связанности пациента с самим собой и другими больше не искажено из-за ярости, которая превратилась в сознательное дифференцированное состояние гнева. Гнев действует как магнит, направляя человека туда, где индивидуация заблокирована, и к тем аспектам жизни, которые требуют изучения и примирения.

Гнев, как гуманизированная ярость, использует энергии Ареса и Гефеста, освобождая и интегрируя их в сознательную жизнь. Их краснота, когда-то едкая и разрушающая, теперь становится согревающей и каталитической яркостью стадии «рубедо». Гефест помогает нашему сознанию по мере того, как мы продолжаем выполнять внутреннюю работу над гневом, его образами, мотивами и целями. Арес присутствует в силе гнева, принося связь с другими и вовлечение в широкое человеческое общество. Афродита дает охлаждающее и очищающее удовольствие гнева, проработанного и интегрированного.

В конечном счете, стадия «рубедо» принадлежит Эросу с его нежнейшим влиянием на все вокруг. Его предприимчивый творческий дух находится в самой сердцевине нашего чувства личной свободы, когда, благородя интеграции гнева, мы находимся в близком контакте с самими собой и с другими и больше не чувствуем себя аутсайдерами или неадекватными. Наоборот, появляется связанность с жизнью вокруг нас и ощущение собственного достоинства. И что может быть лучшим итогом в работе с гневом?

Анна Стародворцева
Пожалуйста зарегистрируйтесь чтобы увидеть ссылку

МОЙ КАБИНЕТ viewforum.php?f=1313

Вернуться в Путь к себе

Кто сейчас на форуме

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 1


@Mail.ru